Letter 2301

Date	15/27 June 1883
Addressed to	Lev Davydov
Where written	Podushkino
Language	Russian
Autograph Location	Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 19, л. 45–46)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 175–176

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

15 июня 1883 Спасибо тебе, милый Лёвушка, и за сегодня полученное, и за прежнее письмо твоё; я именно жаждал известий из Каменки. Теперь мне очень интересно будет узнать, как Тани встретилась с мамой в Карлсбаде, как доехала до Каменки и вообще как себя чувствует. Боюсь очень её утруждать и пишу сегодня с этой целью к Лизав[eте] Мих[айловне], прося её подробно описать, как они ехали и вообще все, что у Вас происходит. Очень мне все это интересно. Дай Бог, чтобы к моему приезду все у Вас хорошо было. Часто мне бывает грустно, что я живу вдали от Вас, но утешаюсь тою мыслью, что теперь в Каменку наехало так много народу, что, пожалуй, оно даже и не в моем вкусе. Я предпочитаю вообще весну, осень и зиму для жизни у Вас. Одно только меня огорчает сильно, это что мальчиков я слишком мало буду видеть нынче, ибо приеду в Каменку уже в конце их пребывания там. Здесь очень, очень хорошо. Жизнь в Подушкине была бы очаровательна, если бы не гости, без коих дня не обходится, и не наши поездки по гостям, без чего также трудно обойтись. Вчерашний день, напр[имер], для меня весь пропал, так как пришлось провести его в Кунцеве у Коншина, и ещё много предстоит выездов, а уж этого я терпеть не могу. Толя и Параша производят самое отрадное впечатление согласием и взаимною любовью, украшающею их жизнь. Чем более привыкаю к Параше, тем более она мне нравится своей искренностью, простотой, прямотой и отсутствием всякого жеманства. Толя изменился во всех отношениях к лучшему; болезненная суетливость исчезла, — он стал покойнее и ровнее. Девочка их прелестнейшая ребятулька; очень забавна, симпатична и мила, но унаследовала беспокойный нрав своего отца и частенько пищит. Коля Мекк вместе с братом провели здесь один день. Милейший человечек этот Коля, и до чего он поглощён своей любовью к Анне! Даже до умилительности. Бедный Миша очень плох. Уж если суждено ему не встать, то пошли Бог ему поскорее смерть. Эта долгая агония убивает Над[ежду] Филар[етовну]. Ужасно грустно, что мальчик, которого зимой я видел в цвете здоровья, теперь на краю могилы? Целую всех Вас и от всего сердца желаю всяких благ. Кланяйся от меня моему бурачному полю (Николаевскому). Я его не вижу, но часто о нем думаю и воображаю его. До свиданья, голубчик Лёвушка. Твой П. Чайковский Модест уехал отсюда в духов день, и я ещё не имею известий о нем.

15 June 1883 Thank you, dear Lyovushka, both for the letter I received today and for your previous one I was indeed thirsty for news from Kamenka. Now I shall be very interested to know how Tanya met her mother in Carlsbad, how her journey was to Kamenka, and how she is feeling in general. I'm afraid of being a nuisance to her, and today I'm writing with this aim to Lizaveta Mikhailovna, asking her to describe in detail how they travelled and in general everything that is going on with you. This is all very interesting to me. May God grant that all will be well with you when I arrive. I often feel sad that I live so far from you, but I'm consoled by the thought that now so many people have travelled to Kamenka, that perhaps it isn't to my taste. I generally prefer living with you in the spring, autumn and winter. The only thing that greatly upsets me is that I'll now be seeing so little of the boys, as I'll be coming to Kamenka at the end of their stay there. It is very, very good here. Life in Podushkino would be delightful, were it not for the guests, without whom the day would not be complete, and for our visits as guests, which are also difficult to do without. Yesterday, for example, was entirely lost for me, since I had to spend it in Kuntsevo near Kinshin, and there are still numerous trips to come, which I cannot stand. Tolya and Parasha make the happiest impression with the unity and mutual love that adorns their lives. The more I become accustomed to Parasha, the more I appreciate her sincerity, simplicity, directness, and absence of any affectation. Tolya has changed for the better in every respect; the painful fussiness has vanished — he's become calmer and more composed. Their girl is a most lovely little child; very funny, sympathetic and sweet, although she has inherited her father's restless disposition, and squawks a lot. Kolya Meck and his brother spent one day here. This Kolya is the sweetest little fellow, and how absorbed he is in his love for Anna. It's bordering on adoration. Poor Misha is very bad. If he is not destined to recover, then may God send him death as soon as possible. This enduring agony is killing Nadezhda Filaretovna. It's terribly grievous that the boy whom I saw last winter in blooming health is now on the brink of the grave! I kiss you all and wish you all the best with all my heart. Give a bow from me to my borage field (Nikolayevsky). I may not be able to see it, but I often think about and picture it. Until we meet, golubushka Lyovushka! Yours P. Tchaikovsky Modest left here on Whit Monday, and I still have no news about him.