Bibliography (1996/58)

Date	29 March/10 April 1890
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Rome
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1407)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 455–456 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XV-Б (1977), p. 121–122 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 456 (English translation)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Рим 29 марта/10 апр[еля] [18]90 Голубчик мой Толя! Положим, что я бессовестно редко пишу вам, — но и вы не балуете меня письмами. Иногда я скучаю и беспокоюсь, не имея никаких известий о вас. Не писал же я, ибо почти вовсе принуждён отказаться от переписки ввиду крайнего утомления от работы. Не знаю, писал ли я тебе, что опера кончена и даже полный клавираусцуг с пение м уже отправлен в Москву и гравируется. Теперь я переехал в Рим и начал инструментовку. Хочу привезти в Россию по крайней мере одно действие инструментованным. Но эта работа для меня не трудна, очень приятна, а самое главное — все уже сделано. Во Флоренции в последнее время мне все что-то нездоровилось, и хотя были все признаки простуды, но мне кажется, что истинная причина была утомление, и именно от клавираусцуга. Я очень люблю сочинять, очень люблю инструментовать, — но переложение для меня сущее наказание. А другому поручить сделать было совершенно невозможно, ибо моих черновых, кроме меня, никто понять не может. Теперь я, слава Богу, совершенно здоров, и пребывание в Риме доставляет мне большое удовольствие. Флоренция — город необычайно тоскливый и лишённый интереса; в нем хорошо погулять несколько дней, не больше. Рим с тех пор, как я не был, страшно изменился, конечно, к лучшему, — но мне жаль прежнего Рима! Весна наступила вполне. Цветущие абрикосовые деревья мне ужасно напоминают Тифлис, куда я всей душой стремлюсь. Сердце сжимается, когда вспоминаю, что послезавтра год, как я сел в Марселе на пароход. Так бы хотелось опять то же проделать, — но, ей-Богу, нельзя. Алексей пишет, что у меня во Фроловском весь лес вырубили. Эта причина заставит меня покинуть его как можно скорее, так что, если только буду жив и здоров, несомненно приеду к вам в конце лета. Смерть Корганова очень опечалила меня. Я уже из газет знал об этом, но все надеялся, что известие ложное. Теперь после письма Кокодеса сомневаться нельзя. Письмо Кокодеса шло невероятно долго, чуть ли не больше месяца. Адресуй теперь письма во Фроловское, ибо через 3 недели я там уже буду. Обнимаю. Тату и Паню целую. П. Ч. Кокодеса поцелуй.

Rome 29 March/10 April 1890 My golubchik Tolya! Let's assume that I'm shameless in writing to you so rarely, but then you don't indulge me with letters either. Sometimes I'm fed up and worried, not having had any news whatsoever about you. I haven't written because I was almost obliged to refrain from correspondence entirely, due to extreme fatigue from work. I don't know if I wrote to you that the opera is finished, and the complete piano reduction with voices has already been sent to Moscow and is being engraved. Now I've moved to Rome and started the instrumentation. I want to bring at least one orchestrated act to Russia. But this isn't difficult work for me, and most importantly, it's all been done already. In my last days in Florence I began to feel unwell, and although there were all the signs of a cold, it seems to me that the real reason was fatigue, namely from the piano reduction. I really like composing, I really like orchestrating — but arranging is truly an ordeal for me. And it was utterly impossible to entrust someone else with doing it, because nobody besides my could understand my drafts. Now, thank God, I am completely well, and my stay in Rome is affording me great pleasure. Florence is an exceptionally dreary city, devoid of interest; it's good to walk around for a few days, but no more. Rome has changed terribly while I've been away, but of course for the better — although I miss the old Rome! Spring has set in completely. The blossoming apricot trees remind me awfully of Tiflis, for which I yearn with all my soul. My heart aches when I remember that the day after tomorrow is one year since I boarded the boat in Marseille. I'd like so much to do the same thing again — but, by God, I cannot. Aleksey writes that my entire woodland in Frolovskoye has been cut down. This is reason enough to make me leave there as soon as possible, so that, provided I'm alive and well, I'll come to you at the end of summer without fail. Korganov's death saddened me very much. I already knew about this from the papers, but I kept hoping that the news was false. Now after Kokodes's letter there can be no doubt. Kokodes's letter took an incredibly long time, almost a month. Address your letters now to Frolovskoye, because in 3 weeks I'll already be there. Hugs. I kiss Tatu and Panya. P. T. Give a kiss to Kokodes.