Letter 2882

Date	6/18 February 1886
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Maydanovo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1796)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 346–347 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 272–273 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 343–344 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

6 февраля 1886 Майданово Модинька! Как несносны эти концерты Рубинштейна! То есть сами по себе они мне доставляют большое удовольствие (кажется, никогда он мне так не нравился как пианист), но эти ужины! Эти парадные обеды! Эта необходимость каждый раз, по крайней мере на 3 дня, ездить, — это для меня куда как невесело. Вчера Третьяковы дали парадный обед; я сидел между двумя дамами. Господи, как было невыносимо. Довольно комичную роль играет теперь Ларош, будируя Антону, придавая значение каждому своему действию или без действию по отношению [к] нему, и воображая, что Рубинштейн всё это замечает, тогда как тот и в ус себе не дует. Знаешь, Модичка, что я может быть перенесу поездку в Петербург с масляницы на 1-ую неделю поста. Во всяком случае 16-го, т. е. в понедельник, я должен быть на Танеевском обеде в честь Рубин­ штейна, 17-го на концерте, и лишь 18-ro я могу выехать. Может быть, я так и сделаю, хотя мне приятнее было бы в затишье попасть к тебе в Питер. У меня 2 действия «Чародейки» готовы, и я так же влюблён в них, как бываю влюблён во всякое новое своё чадо. По мере писания оперы я пришёл к убеждению, что первоначальное распределение её на 5 действий не годится. После 3-го действия, т. е. сцен Кумы с Князем и Княжичем, где драма достигла кульминационного пункта и созрела для катастрофы, невозможно тянуть ещё целых огромных 2 действия. По крайней мере в опере это невозможно, и у меня не хватит сил написать так много музыки, а у слушателя не хватит терпения всё это дослушать. И вот я написал Шпажинскому (уехавшему в деревню), чтобы он как хочет, а приду­мал мне вместо 4-го и 5-го действия какой-нибудь совершенно новый конец, совсем не так, как в драме. Не знаю, что он ответит. Ты очень умно делаешь, если в самом деле (хотя я не совсем верю в это, ибо по опыту знаю всю болезненность оскорблённого авторского самолюбия) с философским равнодушием переносишь то, что делают с бедной «Лизаветой Николаевной». Твой час придёт, — я в этом ни на секунду никогда не сомневался. Нужно перенести много обиды и горестей, прежде чем тебе воздадут по заслугам и по достоинству. Стоят морозы, но солнце уже немного греет. Деревья по­крыты белой пеленой, и этот зимний пейзаж до того прекрасен, что трудно выразить словами. Видел в Москве в оба последние пребывания Новичиху. Боже, как безумно суетлива она. Сын её мне показался весьма симпатичен (конечно, не физически), но он кажется мне очень добреньким и каким-то жалким. А засим до свиданья! Во всяком случае до скорого свидания. Твой, П. Чайковский Целую Колю крепко.

6 February 1886 Maydanovo Modinka! These Rubinstein concerts are so unbearable! That is, they themselves give me great pleasure (I don't think I've ever liked him so much as a pianist), but those suppers! Those formal dinners! Having to travel there every time, for at least 3 days, is much less fun for me. Yesterday the Tretyakovs gave a formal dinner; I was seated between two ladies. Lord, how unbearable it was. Laroche is now playing a quite comical role, riling against Anton, imparting significance to his actions or inactions in relation to himself, and imagining that Rubinstein notices all this, when he doesn't actually give a damn. You know, Modichka, I might alter my trip to Petersburg from Shrovetide to the 1st week of Lent. In any case, on the 16th, i.e the Monday, I have to be at Taneyev's dinner in honour of Rubinstein, at a concert on the 17th, and it will be the 18th before I can leave. Maybe that's what I'll do, although it would be nicer if I could quietly make it to see you in Piter. I have two acts of "The Enchantress" ready, and I'm just as much in love with them as I am with any of my new offspring. While I was writing the opera, I came to the conclusion that its original division into 5 acts was unsuitable. After the 3rd act, i.e. the scenes with Kuma with the Prince and the Princess, where the drama reached its climax and was ripe for a catastrophe, it's impossible to drag the whole thing out for another 2 huge acts. At least, this isn't possible in an opera — I don't have enough strength to write such music, and the listener doesn't have the patience to listen to it all. And so I've written to Shpazhinsky (who's gone to the country) so he could do as he wishes, but to come up with some completely new ending to replace the 4th and 5th acts, quite differently from the drama. I don't know what he'll say in reply. You'll be very wise if in fact (although I don't altogether believe it, because I know from experience the whole pain of an insulted author's pride) you endure with philosophical indifference whatever happens to poor "Lizaveta Nikolayevna". Your time will come — I have never doubted that for a second. You'll have to endure much resentment and grief before receiving the recognition your abilities deserve. There's a frost, but the sun is a little warmer. The trees are covered with a white veil, and this winter landscape is so beautiful that it's hard to express in words. I saw Novichikha in Moscow during both of my recent visits. God, how insanely fussy she is. Her son seemed very attracted to me (not physically, of course), but he seems to me to be very kind and somehow pitiable. Whereupon, until we meet! In any event I'll see you soon. Yours, P. Tchaikovsky I kiss Kolya hard.