Bibliography (1940/339) and Letter 4469: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
m (1 revision imported)
 
m (1 revision imported)
 
Line 1: Line 1:
<includeonly>Праздник русской музыкальной культуры</includeonly><noinclude> {{bibitem  |id=1940/339  |Title=Праздник русской музыкальной культуры |In=Известия [Moscow] |Edition=6 May 1940 |Imprint=1940 |Extent=p. |Format=Article |Language=Russian   }}   [[Category:Bibliography (1940)]{{DEFAULTSORT:Bibliography (1940/339)}}</noinclude>
{{letterhead
|Date=5/17 September 1891
|To=[[Modest Tchaikovsky]]
|Place=[[Maydanovo]]
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 1974)
|Publication={{bib|1902/25|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 3}} (1902), p. 504–505 (abridged)<br/>{{bib|1978/54|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XVI–А}} (1976), p. 203–205
}}
==Text==
{{Lettertext
|Language=Russian
|Translator=
|Original text={{right|''5-го сентября''}}
Ну, Модя, я теперь живу совсем в мире романов ''Габорио''. Пока я гостил в Уколове, Каменке и Москве, здесь происходили целые истории по поводу моих часов. Сыщику удалось найти вора, т. е. убедиться, что украл часы ''Фёдька'' камердинер Н. Н. Новикова. Он сознался. Но с тех пор, несмотря на все усилия, от него не могут добиться, ''где часы''. Было арестовано по его указаниям множество лиц, совершенно чуждых делу, и всех их одного за другим выпускали. Множество раз привозили ''Фёдьку'' в Майданово для указания места, где скрыты часы, и изрыли весь парк безуспешно. Изобретательность в выдумках у него поразительная! В пылу усердия следователи (полицейские, до передачи дела суд[ебному] следователю) морили ''Фёдю'' голодом, кормили селёдкой и заставляли страдать от жажды, напаивали пьяным, устраивали ему с переодетым сыщиком ложное бегство из-под ареста—ничего не помогало, он только все больше путал. Наконец вдруг ''Фёдька'' сделал страшное, ужасающее показание, что часы скрыты у ''Н. Н. Новикова''. С тех пор он на этом показании стоит упорно. Нужно правду сказать, что множество подробностей подтверждает его показание и что для подозрения матерьялу очень много. Теперь тайные полицейские агенты рыщут повсюду за уликами против ''Новиковых''. Поведение Над[ежды] Вас[ильевны] ужасно странно, и между прочим, она очень враждебно стала относиться ко мне. Всех подробностей её странностей не перескажешь, да и вообще дело это такое странное, сложное, таинственное, что тру дно в письме все рассказать. Сегодня исправник просил меня по-видаться с ''Фёдей'' в надежде, что я его ''расчувствую'' и что он скажет всю правду. Я отправился. ''Фёдю'' привели. (''Лицо'' у него необыкновенно симпатичное и трудно верить, что он вор и злодеи.) Он улыбался. Когда я стал его упрекать за то, что он мне причинил такое лишение, и просил сказать мне, ''где часы'', то он стал уверять, что они у Новикова. Потом предложил сказать мне всю правду ''наедине''. Нас отвели в кабинет исправника. Там он кинулся мне в ноги и стал просить, рыдая, прощения. Разумеется, я ''простил'' и только просил сказать, где часы. Тогда он внезапно успокоился и стал говорить, что часов он ''никогда и не крал''!!! Непостижимо. Сейчас приезжал ко мне ''надзиратель'' сообщить, что через четверть часа после моего отъезда ''Фёдя'' объявил ему, что, получив моё прощенье, он думал, что тем дело и кончится и что ''Н. Н. Новиков'' выгорожен. Когда же ему объявили, что я простил его только в смысле ''христианина'', тогда он опять стал рассказывать подробности, как отдал часы Новикову.
 
Можешь себе представить, как все это меня волнует! Жаль ''Фёдю'', который подвергался настоящим ''пыткам'' (его не только морили голодом и жаждой, но и ''стегали''!!!), жаль и ''Новиковых'', которым грозит позор невероятный, и вместе с тем все это так противно! Весь ''Клин'', все окрестные крестьяне с лихорадочным интересом следят за делом, и ''все'' уверены в пособничестве или по крайней мере в сокрытии преступления ''Новиковыми''.
 
В Москве я провёл 4 дня. Виделся с Ларошами. Сегодня они должны ко мне приехать. ''Кат[ерина] Ивановна'' останется всего 2 дня и уедет к себе, а ''Маня'' будет гостить у меня долго. В ''Гамбург'' я поеду позднее. ''Поллини'' вдруг решил, что сначала нужно поставить «''Онегина''», а так как к нему не готовились, то дать его могут в ноябре, не раньше. Так что я надеюсь весь сентябрь и часть октября прожить здесь. Оперу вчера ''кончил совсем''. Завтра принимаюсь за инструментовку «''Воеводы''».
 
Напиши, приедешь ли погостить ко мне?
 
Обнимаю тебя и Колю.
{{right|П. Чайковский}}
P. S. Об деле часов и ''Новиковых'' не пиши никому и ''Колю'' предупреди, что ''распространять этого не следует''.
 
|Translated text=
}}

Latest revision as of 13:47, 12 July 2022

Date 5/17 September 1891
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Maydanovo
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1974)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 504–505 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-А (1976), p. 203–205

Text

Russian text
(original)
5-го сентября

Ну, Модя, я теперь живу совсем в мире романов Габорио. Пока я гостил в Уколове, Каменке и Москве, здесь происходили целые истории по поводу моих часов. Сыщику удалось найти вора, т. е. убедиться, что украл часы Фёдька камердинер Н. Н. Новикова. Он сознался. Но с тех пор, несмотря на все усилия, от него не могут добиться, где часы. Было арестовано по его указаниям множество лиц, совершенно чуждых делу, и всех их одного за другим выпускали. Множество раз привозили Фёдьку в Майданово для указания места, где скрыты часы, и изрыли весь парк безуспешно. Изобретательность в выдумках у него поразительная! В пылу усердия следователи (полицейские, до передачи дела суд[ебному] следователю) морили Фёдю голодом, кормили селёдкой и заставляли страдать от жажды, напаивали пьяным, устраивали ему с переодетым сыщиком ложное бегство из-под ареста—ничего не помогало, он только все больше путал. Наконец вдруг Фёдька сделал страшное, ужасающее показание, что часы скрыты у Н. Н. Новикова. С тех пор он на этом показании стоит упорно. Нужно правду сказать, что множество подробностей подтверждает его показание и что для подозрения матерьялу очень много. Теперь тайные полицейские агенты рыщут повсюду за уликами против Новиковых. Поведение Над[ежды] Вас[ильевны] ужасно странно, и между прочим, она очень враждебно стала относиться ко мне. Всех подробностей её странностей не перескажешь, да и вообще дело это такое странное, сложное, таинственное, что тру дно в письме все рассказать. Сегодня исправник просил меня по-видаться с Фёдей в надежде, что я его расчувствую и что он скажет всю правду. Я отправился. Фёдю привели. (Лицо у него необыкновенно симпатичное и трудно верить, что он вор и злодеи.) Он улыбался. Когда я стал его упрекать за то, что он мне причинил такое лишение, и просил сказать мне, где часы, то он стал уверять, что они у Новикова. Потом предложил сказать мне всю правду наедине. Нас отвели в кабинет исправника. Там он кинулся мне в ноги и стал просить, рыдая, прощения. Разумеется, я простил и только просил сказать, где часы. Тогда он внезапно успокоился и стал говорить, что часов он никогда и не крал!!! Непостижимо. Сейчас приезжал ко мне надзиратель сообщить, что через четверть часа после моего отъезда Фёдя объявил ему, что, получив моё прощенье, он думал, что тем дело и кончится и что Н. Н. Новиков выгорожен. Когда же ему объявили, что я простил его только в смысле христианина, тогда он опять стал рассказывать подробности, как отдал часы Новикову.

Можешь себе представить, как все это меня волнует! Жаль Фёдю, который подвергался настоящим пыткам (его не только морили голодом и жаждой, но и стегали!!!), жаль и Новиковых, которым грозит позор невероятный, и вместе с тем все это так противно! Весь Клин, все окрестные крестьяне с лихорадочным интересом следят за делом, и все уверены в пособничестве или по крайней мере в сокрытии преступления Новиковыми.

В Москве я провёл 4 дня. Виделся с Ларошами. Сегодня они должны ко мне приехать. Кат[ерина] Ивановна останется всего 2 дня и уедет к себе, а Маня будет гостить у меня долго. В Гамбург я поеду позднее. Поллини вдруг решил, что сначала нужно поставить «Онегина», а так как к нему не готовились, то дать его могут в ноябре, не раньше. Так что я надеюсь весь сентябрь и часть октября прожить здесь. Оперу вчера кончил совсем. Завтра принимаюсь за инструментовку «Воеводы».

Напиши, приедешь ли погостить ко мне?

Обнимаю тебя и Колю.

П. Чайковский

P. S. Об деле часов и Новиковых не пиши никому и Колю предупреди, что распространять этого не следует.