Letter 4855

Date	5/17 February 1893
Addressed to	Yuly Konyus
Where written	Klin
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVII (1981), p. 31–32 Tchaikovsky in America. The composer's visit in 1891 (1986), p. 198–200 (English translation)
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Based on a handwritten copy in the Klin House-Museum Archive, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

English translation By Yuliya White

Клин 5/17 Февраля Милый, дорогой мой Жулик! Вчера вечером возвратился я из трехмесячного путешествия и в числе писем нашел Ваше милейшее письмо. Как мне досадно, что мы осенью с Вами разъехались! Бывши в Тироле у Ментер, я получил Ваше первое большое письмо, в коем Вы сообщили мне подробно о плане основать квартет и кое о чем еще. Мне по поводу этого письма очень многое хотелось сказать Вам, но так как Вы вскоре должны были выехать в Россию, то я рассчитал, что писать не стоит, а лучше побеседовать устно в Москве или в Клину. Приезжаю в сладостной надежде Вас увидеть и обнять и вдруг узнаю от Жоржа, что Вы уже изволили укатить. Засим вскоре я уехал в Петербург на постановку оперы, а потом в разные места за границу, и хотя, как всегда, нередко вспоминал Вашу милую жульническую рожу, но не имел вовсе досуга для обстоятельной беседы. Все это я пишу, чтобы Вы не объясняли моё долгое молчание охлаждением к Вам и знали, что как бы ни был я ленив на письма и как бы долго ни оставлял Вас без них, но в сердце моем Вы всегда будете занимать очень уютное, тепленькое местечко. Но скажите мне, Жулик, отчего в последнем письме Вашем нет ни малейшего намека на все то, что заключалось в предыдущем? Отчего Вы на сей раз ничего не пишете ни о квартете, ни, главное, о Ваших матримониальных планах? А ведь это имеет капитальный интерес. Или все это кануло в воду? Пожалуйста, когда будет время, ответьте мне на эти вопросы. Теперь скажу Вам кое-что о себе. Моя новая опера и балет были даны в Петербурге 6-го декабря. Успех был не безусловный. Опера, по-видимому, очень понравилась, — балет же, скорее, — нет. И в самом деле он оказался, несмотря на роскошь, скучноватым. Газеты, как водится, обругали меня жестоко. Засим я должен был ехать на постановку этой же оперы в Гамбург и Шверин, куда я было и отправился, но в Берлине вдруг почувствовал себя столь усталым, столь неспособным опять, да ещё два раза, Выдержать тоску и треволнения автора новой оперы, терзаемого обычной на репетициях неурядицей, что вдруг решил вместо этого отправиться отдохнуть в Швейцарию и в маленький городок Франции Montbeliard, где проживает моя гувернантка, с которой мы не виделись 44 года и которой я дал слово навестить ее. Это свидание доставило мне большое удовольствие. Оттуда я приехал в Париж, где инкогнито провел очень приятных десять дней. Виделся с Зилоти и Делинем—больше ни с кем, если ещё не считать Маккара. Потом был у меня большой блестящий концерт в Брюсселе, потом опять побывал в Париже и на этот раз сделал несколько необходимых визитов (не знаю, известно ли Вам, что я избран Correspondent академии). Оттуда прямо проехал в Одессу (4 суток). Здесь у меня было больших три концерта и постановка «Пиковой дамы». Наконец, пробыв в Одессе две недели и измучившись тамошними чествованиями, вернулся домой. Но отдыхать буду недолго. Через неделю дирижирую в Москве, в Муз[ыкальном] общ[естве], в пользу фонда. Затем еду в Харьков, потом в Петербург, однако же буду понемногу проживать у себя, и Вы адресуйте мне сюда. В конце мая еду на юбилей Кембриджского университета, по случаю которого (т. е. юбилея) я избран доктором музыки и должен там, а также в Лондоне дирижировать. Но довольно о себе. В письме Вашем звучит грустная нотка. Излейте Baши чувства на мою дружескую грудь, милый Жулик. Вернетесь ли Вы в Россию? Когда увидимся? В Чикаго я, наверное, не поеду, но кто знает, если будущей зимой меня пригласят в Music-Hall за приличный гонорар, я бы съездил, хотя бы для того, чтобы обнять Вас и Бродского. Сапельникова и Ментер видел теперь в Одессе. А знаете ли Вы, что в сентябре я гостил у неё в Иттере? Роскошь, что за место! Ну, теперь мысленно нежно обнимаю Вас, мой милый дружок, и остаюсь преданный друг П. Чайковский Бродскому, Анне Львовне, а также Дамрошу кланяюсь.

Klin 5/17 February My dear kind Zhulik! Last night I returned after a three-month trip and found, amongst others, your most kind letter. It's such a shame that we missed each other in the autumn! While I was in the Tyrol at Menter's, I received your first long letter, in which you told me in detail about the plan to form a quartet and about something else. I wanted to tell you a lot in connection with that letter but, since you imminently had to leave for Russia, I calculated that there was no point in writing and it would be better to talk face-to-face in Moscow or Klin. I arrived in the sweet hope of seeing and hugging you, but I suddenly learned from Georgy that you had already managed to leave. And then soon afterwards I left for Petersburg for an opera production, and then on to different places abroad; and although, as usual, I often remembered your swindler's face, but I didn't have time for a proper conversation at all. I am writing all this so that you don't interpret my long silence as my cooling towards you, and so that you know that however lazy I am in writing letters and however long I might leave you without them, you will always hold a very cosy, warm place in my heart . But tell me Zhulik, why in your last letter was there not even a small hint about all the matters contained in the previous one? Why don't you write anything this time about either the quartet, or, the main thing, about your marriage plans? For that is the major interest. Or has all of that gone down the drain? Please, when you have time, answer all these questions. I will tell you something about myself now. My new opera and ballet were performed in Petersburg on 6th December . The success wasn't absolute. The opera, by the look of it, was much liked, — however, the ballet, most probably — not. And in reality, despite being so lavish, it seemed rather tedious. As is usually the way, the newspapers tore me to pieces. After that, I was supposed to go to a production of the same opera in Hamburg and Schwerin, where I was about to set off; but in Berlin I suddenly felt so tired, so incapable again to have to endure, twice over, the misery and worry that the creator of a new opera feels, and be tormented by the usual chaos at rehearsals, that I suddenly decided instead to go for a break in Switzerland and to a little town in France, Montbéliard, where my governess lives, whom I hadn't seen for 44 years, and whom I had promised to visit. This meeting was very pleasant. From there, I went to Paris, where I spent ten pleasant days incognito. I met up with the Zilotis and Delines, and no-one else, apart from Mackar. Then I had a large, brilliant concert in Brussels, thence to Paris again, and for few essential visits this time (I don't know if you are aware that I was elected a Correspondent of the Academy). From there I went straight to Odessa in 4 days. Over there I had three large concerts and a production of "The Queen of Spades". Finally, after spending two weeks in Odessa and being exhausted by all their honours, I came home. But I will not rest for too long. I am conducting in a week in Moscow, at the Musical Society, for its charity fund. After that, I'm going to Kharkov, then to Petersburg, however, shall be living at my place in-between times for a little while, and you can address your letters here. At the end of May I'm going to the anniversary of Cambridge University, in honour of which (the anniversary) I have been made a Doctor of Music and so I will have to conduct there, as well as in London. But enough about myself. There is a sad note in your letter. Pour out your feelings on my friendly chest, dear Zhulik. Are you coming back to Russia? When are we going to meet? I probably won't go to Chicago but — who knows — if next winter I were to be invited to the Music-Hall for a decent fee, I might go, at least so as to hug you and Brodsky. I met Sapelnikov and Menter in Odessa just now. Did you know that I visited her at Itter in September? Luxury, what a place! So now in my mind I gently hug you, my dear little friend, and remain your devoted friend. P. Tchaikovsky Bow to Brodsky, Anna Lvovna and also Damrosch.