Letter 2046

Date	18/30 June 1882
Addressed to	Anna Merkling
Where written	Grankino
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 340 (abridged) П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 213–214 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 150–151
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (signature omitted)

Text and Translation

Based on a handwritten copy in the Klin House-Museum Archive, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

English translation By Luis Sundkvist

Гранкино 18-го июня 1882 г[ода] Голубушка Аня! Вчера мне переслали из Каменки твоё письмо. Как и всегда твои письма, оно мне доставило величайшее удовольствие; радуюсь, что ты находишься в симпатичной среде, между любящими тебя людьми. Но когда я дошёл до того места письма, где ты рассказываешь о купленном тобой хорошеньком support для воображаемой статуэтки, — то сначала от стыда чуть не упал в обморок, а потом перешёл к гомерическому смеху. В самом деле, в этом эпизоде с статуэткой есть что-то водевильно-комическое, хотя роль, которую я в этом водевиле играю, вовсе не почётна. Ах, какая же, однако, свинья!.. Ужасно хочется обещать тебе теперь [вместо] одной — две, три, десять, сто статуэток, — но боюсь, что ты полетишь за support'ами, и умолкаю. Аня, ради Бога, прости! То, что ты мне пишешь о брате Коле и Лизав[ете] Михайловне, — удивляет меня, — но, впрочем, более огорчает, чем удивляет! С летами я убедился, что человеческая порода так заражена эгоизмом и себялюбием, что даже добрые люди не могут удержаться, чтобы при первом удобном случае не бросить камнем в ближнего, — если к тому представляется хоть малейший повод, хотя бы клевета, которой, в сущности, они не верят. Так приятно нам считать себя лучше ближнего: мы так рады, когда воображаем себя вправе в чём-нибудь обвинить другого, причём внутренно себя возводим на пьедестал недосягаемой нравственной чистоты и добродетели! Мы такие ревностные христиане, когда всё дело в исполнении обряда, и такие фарисеи, когда приходится проявить сущность Христова учения! А впрочем, нет ли тут недоразумения? Может быть они не узнали тебя. Je tirerai tout cela au clair dès que je les verrai Ты, вероятно, желаешь знать, откуда тебе пишу? Я приехал сюда к Модесту, жившему в имении своего воспитанника. Модя, бедный, был болен и очень расстроен нравственно, вследствие множества хлопот, неприятностей и интриг, происшедших по смерти г. Конради, — отца его воспитанника. Теперь, слава Богу, всё начинает улаживаться, и в скором времени я отправлюсь в Каменку. Если вздумаешь писать, адресуй туда. Прости, голубушка, что пишу сегодня так мало. Целый день работал, а теперь по случаю отхода почты пришлось разом написать множество писем. Целую крепко твои ручки. Твой

Grankino 18th July 1882 Darling Anya! Yesterday, your letter was forwarded to me from Kamenka. As is always the case with your letters, it afforded me the greatest pleasure. I am glad that you are in a sympathetic milieu, among people who love you. However, when I reached that passage in your letter in which you talk about the pretty stand you had bought for the imaginary statuette, I was at first so overcome by shame that I almost fainted, but then I burst into Homeric laughter . Indeed, in this whole episode with the statuette there is something vaudevillian and comic, even if the role which I am playing in this vaudeville is by no means honourable. Oh, what a swine I am, really!.. I would very much like to promise you now not one, but two, three, ten, nay a hundred statuettes, but I am afraid lest you dash off and buy stands for them all, so I shall shut up. Anya, for God's sake, forgive me! I am surprised by what you write to me about my brother Kolya and Lizaveta Mikhaylovna, though, as a matter of fact, I am more upset than surprised ! Over the years I have become convinced that the human race is so infected with egoism and self-love that even good people cannot resist casting stones at their neighbour at the first convenient opportunity, if the slightest pretext for that has presented itself, be it just in the form of slander, which they don't really believe in anyway. We all find it so pleasant to consider ourselves better than our neighbour: we are so glad when we imagine ourselves to be entitled to accuse another person of something, and in such cases we inwardly set ourselves up on a pedestal of unassailable moral purity and virtue! We are such zealous Christians when it is simply a matter of observing ceremonies, and such Pharisees when we are called upon to demonstrate the essence of Christ's teaching! Still, might there not have been some misunderstanding here? Perhaps they didn't recognize you. I shall clarify all this as soon as I see them. You probably want to know where I am writing to you from? I have come here to visit Modest, who is living on the estate of his pupil. Poor Modya has been ill, and he was also very upset morally as a result of the great deal of trouble, unpleasant things, and intrigues that arose after the death of Mr Konradi, his pupil's father. Now, thank God, everything is starting to sort itself out, and very soon I shall head back for Kamenka. If you feel like writing to me, address your letter there. Forgive me, darling, for writing so little today. I have been working all day long, and because the post is due to be collected today I have had to write lots of letters in one go. I kiss your hands warmly. Yours.