Letter 4584

Date	29 December 1891/10 January 1892
Addressed to	Vladimir Davydov
Where written	Warsaw
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 136)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 519 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-А (1976), p. 299–300

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

29 дек[абря 18]91 г[ода] Варшава Ты спрашиваешь, бесценный мои, каково моё настроение? Скверное. Опять, как в прошлогоднюю поездку, считаю дни, часы и минуты, когда кончится моё шатанье. Не то, чтобы я физически уставал от путешествия, — нисколько. Но меня утомляет то, что я не умею с чужими людьми быть самим собой, ибо натура моя не цельная, а в высшей степени надломленная. Как только я не один, а с людьми новыми и чуждыми, то вступаю незаметно для себя в роль любезного, кроткого, скромного и притом будто бы крайне обрадованного новым знакомством человека, инстинктивно стремясь всем этим очаровать их, что по большей части и удаётся, но ценой крайнего напряжения, соединённого с отвращением к своему ломанию и неискренности. Хочется сказать им: «Убирайтесь ко всем чертям!», а говоришь любезности и иногда даже так увлекаешься, так входишь в роль, что трудно отличить, где говорит настоящее «я» и где ложное, кажущееся. Ну, одним словам, все эта маска, которую с невыразимым облегчением снимаешь только когда остаёшься один. А так как при этих переездах и пребываниях в чужих городах на короткое время почти никогда не приходится оставаться в одиночестве, — то в результате невероятная усталость и бешеное стремление вернуться домой. Ты постоянно в моих мыслях, ибо при каждом ощущении печали, тоски, при каждом омрачении мысленного горизонта, — подобно лучу света является мысль, что ты существуешь и что я тебя в довольно неотдалённом будущем увижу. Честное слово, не преувеличиваю. Беспрестанно само собою врывается этот луч утешения в следующих формах: «Да, скверно, но ничего — всё-таки Боб есть на свете», или: «А там в Питере Боб теперь сидит и зубрит», или: «Через месяц я увижу Бобика» и т. д. и т. д. По поводу того, что отец обижается, что ты не живёшь у Таси, я скажу, что жаль, что там комната неудобная, а то я бы всё-таки посоветовал тебе лучше переехать, чем разрываться между Фонтанкой и Островам. Вот дурная сторона родственных отношении. Родные, т. е. я говорю а близких и любимых родных, нередко услаждают нашу жизнь, но нередко своею ревностью, требовательностью и отравляют её. Впрочем, это я говорю о Тасе, а что касается папы, то он в душе, я убеждён, не сердится, но только по свойству легко подчиняться взглядам и настроениям окружающих, — во принял незаметно отношение их к данному вопросу. Но в основе всего лежит во всяком случае любовь к тебе, так что сердиться невозможно. Для спокойствия же твоего я бы предпочёл, чтобы ты поселился на Вас[ильевском] Острове. Варшава мне не симпатична, и преувеличенная любезность поляков тяготит меня. Получил очень расстроившее меня письмо от Анатолия. Не везёт ему; самолюбие его страдает; мне его ужасно жаль. Репетиция (первая) будет завтра. Посещение Каменки было мне большой отрадой. Целую тебя сто миллионов раз. Твой П. Чайковский

29 December 1891 Warsaw You ask, my precious, what my mood is like? Awful. Just like last year's trip I'm counting the days, hours and minutes until my meanderings will be at an end. Not that I'm physically tired from the journey — not at all. But it wearies me that I am unable to be myself with strangers, because my nature is not robust, and to some extent rather fragile. As soon as I'm not alone, but with new and strange people, then unconsciously I step into the role of a kind, gentle and modest man who, moreover, would be overjoyed to make new acquaintances, instinctively trying to charm everyone, and for the most part succeeding, but at the cost of enormous strain combined with self-loathing for my posturing and insincerity. I want to say to them: "Go to hell, all of you!", and yet speak courteously and sometimes even become carried away with myself playing the role that it becomes difficult to tell when "I" am speaking for myself or an impostor. In a word this is a mask, which can only be removed, with inexpressible relief, when one is alone. And since during these crossings and stays in foreign cities for brief periods of time one is almost never alone, this results in an unbelievable fatigue and a frantic desire to return home. You are constantly in my thoughts, because with each sensation of sadness, anguish, mental torments, and dark clouds on every horizon, the knowledge that you exist, and that I will be be back to see you in the near future, is like a ray of light. On my word of honour I'm not exaggerating. This light continually breaks through in the following ways: "Even so, it's not so terrible because Bob is in this world", or: "And over in Piter Bob will be sitting and studying", or: "A month to go and I will see Bobik", etc. etc. About the fact that your father was annoyed that you weren't staying with Tasya , I would say that it's a pity that it wasn't convenient, but I would still advise you to move rather than to tear yourself between the Fontanka and the Islands. That's the downside of family relationships. Family, by which I mean relatives and loved ones, quite often bring happiness into one's life, but can quite often poison it with their jealousies and demands. However, I would say this concerning Tasya, so far as your Papa is concerned, I'm not convinced that deep down he is angry, but he is easily swayed by the views and opinions of others, and he has imperceptibly taken on their attitudes over this matter. But in any case at the heart of this matter is his love for you, so that it is impossible to be angry. For your peace of mind and mine I would prefer to see you settled on Vasilyevsky Island. Warsaw is not sympathetic to me, and the exaggerated courtesy of the Poles is hard to bear. I was very upset by a letter from Anatoly. He's been unlucky and his pride is suffering; I am awfully sorry for him. The (first) rehearsal will be tomorrow . The visit to Kamenka cheered me up considerably . I kiss you a hundred million times. Yours P. Tchaikovsky