Letter 2040

Date	4/16 June 1882
Addressed to	Leonty Tkachenko
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 29, л. 15–16)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 537 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 141–142

Text

Russian text (original)

Каменка 4 июня Леонтий Григорьевич! Я получил Ваши рукописи ровно неделю тому назад и оттого не успел ещё уведомить Вас о ис-пытанных впечатлениях, что по семейным обстоятельствам не имел времени и возможности скоро прочесть Ваши произведения. Теперь я их прочёл и сейчас выскажу Вам откровенно, как смотрю на них по первому беглому просмотру. Сегодня еду отсюда к больному брату Модесту. Надеюсь там, вместе с братом, ещё раз хорошенько прочесть и комедию и повесть и тогда более обстоятельно написать Вам о них. Комедия Ваша мне мало нравится. Я думаю, что Вы взялись тут за задачу, совсем не подходящую к Вашим способностям. В Вашем дневнике, открывшем мне Ваше писательское дарование, меня задели за живое всё те места, где изображаются люди живые, с которыми Вы сталкивались и к которым Вы питали те или другие чувства; в тоне этих мест была то горечь, то хохлацкий юмор, смешанный опять-таки с горечью, то насмешливость не только над другими, но и над самим собой. Одним словом, в Вас преобладает субъективизм. Для комедии требуется спокойное, объективное отношение к своим героям; это высшее качество сильных творческих гениев, и, если не ошибаюсь, его в Вас нет. В комедии Вашей нет жизни; я не понимаю её идеи, я не сочувствую ни одному из действующих лиц; всё это натянуто, то приторно сентиментально, то просто скучно. Действующие лица Ваши разделяются на резко отделяющиеся две группы: неопределённо хороших и неопределённо дурных. Мать, дочь, отец, влюблённый в мать, сын влюблённый в дочь, и посреди этих симметрически расположенных пар — старая ключница, говорящая преувеличенно грубым просторечием, составляют одну группу; это всё люди очень чувствительные, ведущие прескучную канитель бесконечного переливания из пустого в порожнее. Другая группа — гости. Всё эти гости отъявленные дураки, дуры, мерзавцы и мерзавки. Это первое, что мне кинулось в глаза. Второе — это бессодержательность. Нет ничего интересного в оригинальном и непостижимом самопожертвовании дочери, которая, дабы заставить мать выйти замуж, притворяется дурной и развратной. Это столь же неестественно и невозможно, сколь и неинтересно и нетрогательно. Не касаюсь подробностей: языка, сценических приёмов, где бездна неопытности и незнания сценических условий. Другое дело повесть. Тут Вы в своей сфере, и я прочёл её с большим удовольствием, а уверенность моя в Вашем даровании не умалилась ни на волос. Однако ж и тут многое требует изменений, исправлений и сокращений. Вообще это только отличный материал для бытовой повести, — но ещё не повесть, т. е. не художественно оформленное произведение. Продолжайте непременно писать далее, — потом, когда кончите, примитесь за обработку и округление. Подробнее напишу Вам на днях. Будьте здоровы. П. Чайковский Я пошлю Ваш адрес Юргенсону, который будет высылать Вам деньги.