Letter 2031

Tchaikovsky Research
Revision as of 13:33, 12 April 2020 by Brett (talk | contribs)
(diff) ← Older revision | Latest revision (diff) | Newer revision → (diff)
Date 27 May/8 June 1882
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1667)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 535 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 132–134 (abridged)

Text

Russian text
(original)
27 мая 1882

Твоё письмо, Модя, весьма унылого свойства. Я очень, очень понимаю твои адские беспокойства, твою злобу и справедливое негодование. Но нельзя ли утешить себя следующим философским взглядом. Конечно, жаль, что закон в настоящем случае допустит Алину отнять от Вас Веру; жалко и Веру, и Лиз[авету] Мих[айловну], и тебя. Но представь себе, что было бы все наоборот, т. е., что Алина была бы хорошая и добрая мать, покойный Гepм[ан] Карл[ович] жестокий к дочери отец, оставивший девочку после смерти на руках злых людей, интриганов и интересанов. В таком случае ведь была бы счастьем, что мать имеет право вырвать дочь из её скверного положения? Мне кажется, что, приняв это в соображение, можно примириться с законом и с правом Алины как с чем-то разумным, ибо всё-таки хороших, любящих матерей больше, чем дурных. А раз настоящий случай есть лишь грустное уклонение от естественной роли матери в отношении к ребёнку, — можно более спокойна взирать на происходящее и сожалеть, а не возмущаться и негодовать... Кажется, я неясно выразил мою мысль, но знаю, что вчера мысль эта пришла мне во время гулянья и почему-то вдруг успокоила меня. Что касается Коли, — то твои страхи напрасны. Ничего Алина против него и тебя не мажет сделать, и уж меньше всего стеснить твою свободу.

Анатолия всё ещё нет. Так как к 40 дню ты, вероятно, поедешь в Петербург, — то я вряд ли поеду в Гранкино теперь. Я предпочёл бы отправиться туда когда вы вернётесь, и приехать мне хотелось бы надолго, т. е. приблизительно на месяц. Мне здесь почти нельзя заниматься. Возьми хоть сегодняшнее утро: Лева спал до 11 часов, и масса жидов и мужиков ожидала его у дверей рядом с моим окном, — а уж если под моим окном жиды и вообще ожидающие люди, я заниматься не могу, ибо ни петь, ни играть нельзя свободно, — а это мне при сочинении необходимо. Потом рядом со мной Блуменфельд спал и потом сидел, — а это уж для меня самое худшее, когда музыкант слышит всё, что я пою и играю. А тут: то лошадей подавали, то Ник[олай] Вас[ильевич] являлся и в окно со мной говорил, то дети приходили сообщать, что Панас, садовник, явился из солдатчины и т, д., и т. д.

К чему Саша и Лева допустили Блуменфельда приехать сюда, по-видимому, на всё лето? Ведь он влюблён в Таню, у них какие-та tête-à-tête, такие долгие и странные, что меня иногда в холодный пот бросает...

Как выигрывает Веруша рядом с Таней. Несмотря на маленькие недостатки и на так не идущую к ней склонность к злоязычию, — она милейшее создание.

Алекс[андра] Ивановна совсем была начала поправляться, — но вчера опять возобновилось воспаление; у неё жар и страшная головная боль.

Саша пополнела и имеет довольно бодрый вид. Какой здоровый и полный жизни организм! Как была бы она здорова и цветуща, если бы Таня не делала все возможное, чтобы убивать её постепенна. Напр[имер], что Блуменфельд здесь, что это неприлично, отвратительно, — Саша от этого страдает, но Таня сказала, что это ей весело, и вот бедная Саша зажмурила глаза и терпит эту гадость. Каково ей, бедной! Ах! что за убийственно грустное положение дела, — и нет ничего впереди! [...]

Как я бы хотел, чтобы ты поскорей успокоился, чтобы положение Ваше определилось! Радуюсь, что ты поедешь в Петербург. Необходимо там все это уяснить.

Целую тебя крепко, Колю и Гришу тоже.

Твой, П Чайковский

Р. S. Нарочно распечатал письмо, чтобы посредством Р. S. сгладить безотрадное впечатление всего происходящего в Каменке. Как нарочно, именно сегодня выдался такой хороший день, — который перенёс в прежнюю счастливую каменскую пору. Всё здоровы. Таня встала рано, всю Ночь проспавши как люди; Саня весёленькая и моложавая; вечером ездили в Лес, вечер чудный, Блюменфельда не было, — ну, словом, так хорошо чувствовалось, так приятно было сознавать, что всем хорошо. Надолго ли? Но и то слава Богу.

П. Ч.

Алекс[андре] Ив[ановне] тоже лучше.

Я до сих пор не получил ещё от Н[адежды] Ф[иларетовны] бюджетной суммы, и это начинает беспокоить Меня. Что если она позабыла? Напомнить не решусь.