Letter 2254

Date	6/18 April 1883
Addressed to	Pyotr Jurgenson
Where written	Paris
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2422)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 580–583 (abridged) П. И. Чайковский. Переписка с П. И. Юргенсоном, том 1 (1938), p. 298–300 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 104–106

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

6 апреля Париж Милый друг! Если я не вполне хорошо исполнил твоё поручение *, то это потому, что разом нахлынуло столько тревоги забот, что голова кругом ходила: Модест был на выезде, уже заранее был взят билет в sleeping car, а между тем он вдруг разболелся, а с другой стороны, племянница причиняла нам вчера и сегодня такие беспокойства, что я был в ужасно нервном состоянии. Вчера после твоего письма я хотел тотчас же идти к Choudens и даже пошёл и дошёл до дверей, — но раздумал, боясь в этом состоянии наглупить. Сегодня утром пошёл. Сначала прикащик адресовал меня к Шудансу-сыну, сидевшему тут же за конторкой. Но когда я сказал ему, что пришёл переговорить по делу Юргенсона, он учтиво предложил мне идти к его, отцу. Какой-то человек повёл меня на двор и потом наверх. Я дал карточку и стал ожидать. Минут через пять ко мне вышел тот же человек и, возвращая карточку, сказал, что г. Шуданс, имея y себя гостей, извиняется и просит спуститься к сыну. Пошёл вниз; Шуданс-сын просил подождать; прошло минут 10, во время коих я рассматривал ноты, а он объяснялся с посетителем. После того он очень приветливо попросил меня последовать за ним в какую-то каморочку, где, просив сесть, предложил изложить дело. Прежде всего я спросил его, имеет ли он решающий голос и не лучше ли мне в другой раз прийти, чтобы видеть отца. Ответ: «Не беспокойтесь, — говоря со мной, вы как бы говорите с отцом моим». Когда я изъяснил ему, что ты желал бы купить «Фауста», — то он отвечал, что по этому поводу было от тебя письмо и что они решительно отказали и вообще никому не продают, а устраивают так, что их сочинения продаются за границей тамошними издателями как бы от себя, но, в сущности, от них. Я не совсем это понял, но кажется, что это наподобие того, как ты продаёшь «Жизнь за Царя» или как Брандус мои вещи в Париже, т. е. доски твои, а Брандус только обёртку свою делает. Как только я заговорил, что недурно бы покончить миром, так как дело затянется, а тебе бы хотелось скорее по кончить, то Шуданс изъявил большую радость, рассыпался в похвалах к тебе, в своём уважении, уверял что для него ничего так не желательно, как жить с тобой в мире. «Но какие бы Вы полагали условия мира?» — спросил я. «Прежде всего, — отвечал он, — нужно чтобы М[onsieur] Жюржансон (так он тебя называет) прислал нам все доски «Фауста», — это самое первейшее условие». Засим я спросил его; что ещё он полагает нужным. «Нам, вы вероятно согласитесь с этим, — справедливо можно надеяться, что г. Жюржансон вознаградит нас за убытки». Я. (желая воспользоваться случаем, чтобы сделать удивленную мину, которую ты мне рекомендовал). Но каковы могут быть размеры суммы вознаграждения? Он. Это пусть решит сам г. Юргенсон, на добросовестность которого мы должны рассчитывать. Я. Однако ж любопытно было бы знать, ибо по русским законам вознаграждение это, может быть, не будет так велико, как Вы рассчитываете. Он. Извините, — мы ничего не рассчитываем, ибо мы не знаем, что может дать г. Юргенсон. Пусть он напишет, сколько он согласен дать, а мы, получив его письмо, увидим, достаточно ли вознаграждение. Я. Как бы вы думали кончить дело в случае, если условия его будут Вами приняты? Он. Мы тотчас же дадим знать г. Мишелю, чтобы он прекратил преследование г. Юргенсона и затем, если он пожелает, заключим условие насчёт дальнейшее торговли нашими изданиями. Я было начал вставать и прощаться, но видно было, что желание мира в нем очень сильно, ибо он просил назначить срок и предложил мне 6 дней для твоего ответа. Я объяснил ему, что, дабы написать тебе в Москву и дождаться твоего ответа, необходимо по меньшей мере 2 недели. Мне показалось, что он испытал как бы маленькое разочарование, увидев, что мы не особенно торопимся и, следовательно, совсем не полезли к нему ввиду близкой и неминуемой гибели. Как бы то ни было, но Шуданс-сын мне понравился своей любезностью, симпатичной простотой обращения. Так как ты почему-то считаешь, что моя персона может иметь вес в глазах Шуданса (в чем, кажется, ты ошибаешься), то, ради добросовестности, я хотел, чтобы он узнал, кто я, и все ждал, чтобы он спросил меня: «С кем имею честь?..» и т. д. Но, видя, что это вовсе его не интересует, и в тоже время желая поступить согласно твоему желанию, я, прощаясь, уже у дверей, очень конфузясь, сказал ему: «Г. Юргенс[он] пишет мне, что Вы композитор и мне... очень лестно..., т. е. я очень рад… что... одним словом я Ваш коллега по сочинительству». При этом я сунул ему все ту же карточку, которая уже побывала у его папаши и которую во время беседы я все вертел в руках. Он прочёл её и, любезно улыбаясь, сказал: «Да, мне знакомо Ваше имя!» Тут я ещё больше сконфузился, пожал ему руку и хотел грациозно по вернуться в дверях, но вдруг под ногой на тротуаре оказалась апельсинная корка, я поскользнулся и чуть-чуть не упал, но, к счастию, настоящего падения не случилось и я быстро возстановив равновесие, и ещё раз искусственно-грациозно мотнув головой и рукой, — поспешно удалился. Пройдя несколько шагов, я остановился у зеркального простенка какого-то магазина и взглянул на себя. Лице моё было красно, как брусника, и выражение глаз невыразимо глупое. Вот тебе моя реляция. Прости, голубчик, — что мог, то и сделал. Твой П. Ч. Модест довезёт письмо до Петерб[урга], так будет скорее. * Впрочем, кажется ничего лишнего я не сказал и вообще действовал согласно твоему указанию.

6 April Paris Dear friend! If I have not followed your instructions entirely well *, then this is because I had so many things to worry about simultaneously that my head was spinning: Modest had already left, having booked an earlier ticket for a sleeping car, and suddenly taking ill in the meantime, while on the other hand, my niece caused us such alarm yesterday and today that I was in a terribly agitated condition. After your letter yesterday I wanted to go to Choudens at once, and I even made it as far as the door — but I changed my mind, for fear that it would be unwise in that state. I went this morning. At first, a clerk directed me to Choudens the son, who was sitting right there at the desk. But when I told him that I had come to discuss the Jurgenson case, he politely invited me to see his father. Some fellow took me into a yard and then upstairs. I gave him my card and then waited. Five minutes later the same fellow came out to me and returned the card, apologising that Monsieur Choudens had guests, and asking me to go down to see his son. I went down. Choudens the son asked me to wait; this went on for 10 minutes, during which time I looked through the music, and he attended to a visitor. After that, he very politely asked me to follow him into some tiny room, where, asking me to sit, he proposed to expound on the matter. First of all I asked him if he spoke with authority, and if it wouldn't be better for me to come another time to see his father. The reply: "Have no fear — in speaking with me you are, as it were, speaking with my father". When I explained to him that you would like to purchase "Faust", then he replied that they'd had a letter from you regarding this, and that they categorically refuse and generally did not sell to anyone; their arrangements are such that their works are sold abroad by local publishers as if they were their own, but in point of fact they are theirs. I didn't entirely understand, but it seems that this is similar to how you sell "A Life for the Tsar" or my things to Brandus in Paris, i.e. the plates are yours, while Brandus just provides the covers. As soon as I said it would be no bad thing to conclude this amicably, since you would have preferred to resolve this involved matter quickly, then Choudens expressed great joy, showering you with praise, offering his respects, and giving his assurance that he wanted nothing more than to live in peace with you. "But what terms for peace would you consider?", I asked him. "Above all", he replied, Monsieur Jurjanson (as he calls you) needs to send us all the plates of "Faust" — this is our foremost condition". Whereupon I asked him what else he considered necessary. "For us, and you will probably agree with this, it is only fair to hope that Mr Jurjanson will compensate us for our losses". Me (taking advantage of the opportunity to make that surprised face you recommended to me): But how might the size of the compensation be assessed? Him: Let it be determined by Mr Jurgenson himself, on whose good faith we must rely. Me: However, it would be interesting to know, because according to Russian laws this compensation will perhaps not be as great as you are counting on. Him: Excuse me — we are not counting on anything, because we do not know what Mr Jurgenson is able to provide. Let him write how much he consents to give, and we, upon receipt of his letter, will see whether the compensation is sufficient. Me: In the event that your terms are acceptable to him, how do you suppose the matter would be concluded? Him: We shall immediately instruct Mr Michel to cease his prosecution against Mr Jurgenson, and then, if he wishes, conclude terms regarding future trade in our publications. I made to stand up and bid him farewell, but it was clear that he strongly wanted a resolution, because he asked for another meeting, and proposed 6 days for you to reply to me. I explained to him that at least 2 weeks would be required for me to write to you in Moscow and then for your reply to reach me. It seemed to me that he was, as it were, a little disappointed to see that we were in no particular hurry, and consequently not fawning all over him in view of our imminent and inevitable demise. Be that as it may, I admired Choudens the son for his courtesy, sympathy, and straightforwardness. Since for some reason you consider that my personage can have some weight in Choudens' eyes (which I think you're mistaken about), then for the sake of good faith, I wanted him to learn who I was, and I was waiting all the time for him to ask me "With whom do I have the honour...?" etc. But seeing that this was of no interest to him at all, and at the same time wishing to act in accordance with your wishes, after bidding him farewell and already at the door, I said to him very self-consciously: "Mr Jurgenson writes to me that you are a composer, and I... am very flattered... i.e. I am very glad... that... in short, I am your colleague in composition". Whereupon I gave him the same card that his father had already seen, and which I'd been turning in my hands the whole time during the conversation. He read it and, smiling graciously, said: "Yes, I know your name!". Then I became even more flustered, shook his hand and made to return nonchalantly to the door, but suddenly, stepping on an orange peel on the floor, I slipped and almost stumbled, but fortunately without actually falling over; I quickly regained my balance, and with an artificial nonchalance, I shook his hand yet again and left hastily. After walking a few steps I paused to look at my reflection in a shop window. My face was as red as a berry, and I looked indescribably stupid. This is my dispatch to you. Forgive me, golubchik, I did what I could. Yours P. T. Modest is bringing the letter to Petersburg, it will be quicker. * However, I don't think I said anything out of turn, and in general I acted in accordance with your instructions.