Letter 285

Tchaikovsky Research
Revision as of 11:07, 25 June 2024 by Brett (talk | contribs) (Text replacement - "Leva" to "Lyova")
(diff) ← Older revision | Latest revision (diff) | Newer revision → (diff)
Date 9/21 January 1873
Addressed to Aleksandra Davydova
Where written Moscow
Language Russian
Autograph Location Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 16, л. 71–72)
Publication П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 189–190
П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 79 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 297–298
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 76–77 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text
(original)
English translation
By Brett Langston
9 января

Прости, голубушка, что по обыкновению ленюсь и давно не даю о себе ничего знать. Из писем Папаши ты, вероятно, уже знаешь, что я на праздники совершенно неожиданно попал в Питер, куда меня вызвали для присутствования в комитете, решавшем судьбу моей оперы. Я так был убеждён, что меня забракуют и вследствие этого был до того расстроен, что даже не решился прямо отправиться к Папаше, боясь его обеспокоить своим отчаянным видом. На другой день после злополучного комитета, стоившего мне многих терзаний и однако же окончившегося к моему полному у довольствию, я поехал к Папаше и прожил у него около недели. Не скажу, чтобы эти дни были проведены мною приятно, ибо я был разрываем на куски; что ни день, то музыкальные вечера и обеды, так, что я даже с нетерпением ожидал возможности улизнуть от всех этих удовольствий и поскорее вернуться в мою милую, богоспасаемую матушку-Москву. Здесь в самом деле меньше суеты и больше покоя. Вообще я теперь в эту поездку убедился, до какой степени я безвозвратно оторвался от Петербурга и, напротив, до чего я обжился в Москве. Как бы меня ни ласкали и какие бы удачи ни дались мне в удел в Петербурге, я уж теперь до конца жизни останусь закоренелым москвичом. Так, кажется, бывает со всеми, пожившими в Москве. Моя сладчайшая и вожделеннейшая мечта, — это, чтобы когда-нибудь и Вы, милые мои, переселились в первопрестольную. В Питере был у Адамова, который, несмотря на все свои повышения и на невероятную роскошь, которою он окружён, — нисколько не переменился. Жена его мне понравилась. Софья Ивановна имеет вид женщины, которая всегда была уверена, что Миша, а следовательно, и она будут важны и богаты. Видел я там, т. е. в Петербурге, Тётю Катю, висевшую у меня на шее по крайней мере полчаса, и Лиду Ольховскую, которую Я нашёл весьма много поправившеюся и повеселевшею.

Сейчас был у Ал[ександры] Ив[ановны], которая была не совсем здорова, но теперь поправляется, т. е. она уже здорова, но только не выезжает. Не знаю, жаловалась ли тебе на меня сестрица Наст[асья] Вас[ильевна], которую я заставил довольно долго дожидаться моего приношения, в чем весьма раскаиваюсь; впрочем, она мне написала очень нежное, благодарственное письмо.

Авдотью Яковлевну видел и получил несколько трагикомических сцен, а сюда в Москву грозное письмо, упрекающее меня в неблагодарности и жестокости сердца.

Моде не пишу, ибо надеюсь, что это письмо Вы будете читать вместе. Крепко тебя обнимаю н целую твои ручки, а также твоего Лева и всех детей. Ник[олаю] Вас[ильевичу] — низкий поклон.

Твой П. Чайковский

Послезавтра здесь будут исполнять мою новую симфонию.

9 January

Sorry, golubushka, that as usual I've been lazy and not let anyone know about myself for ages. You probably already know from Papasha's letters that I quite unexpectedly ended up in Petersburg for the holidays, where I'd been summoned to attend the committee who were deciding the fate of my opera. I was convinced that I'd be turned down, and because of this I dared not even go directly to Papasha, so that he wouldn't worry about my long face. The day after the inauspicious committee meeting, which cost me much torment yet however ended to my complete satisfaction, I went to see Papasha and stayed with him for about a week. I won't say that I spent these days pleasantly, because I was torn to pieces; every day there were musical soirées and dinners, so much so that I was even looking forward to the chance to slip away from all these pleasures and swiftly return to my dear blessed Mother Moscow. There really is less commotion and more peace here. Now in general on this trip, I've become convinced of the extent to which I've been irrevocably torn away from Petersburg and, on the contrary, to the extent that I've settled down in Moscow. No matter how much I was coddled and no matter what Petersburg gave me, I'll now stay an inveterate Muscovite for the rest of my life. This seems to happen to everyone who lives in Moscow. My sweetest and most cherished dream is that one day you, my dears, will move to the first capital. In Piter I visited Adamov, who, despite all his promotions and the incredible luxury of his surroundings, hasn't changed in the least. His wife is nice. Sofya Ivanovna has the look of a woman who has always been certain that Misha, and therefore she, will always be rich and important. Also there, i.e. in Petersburg, I saw Aunt Katya, who was hanging on my neck for at least half an hour, and Lida Olkhovskaya, who I found to be much better and cheerful.

I've just been to see Aleksandra Ivanovna, who hadn't been entirely well, but is now recovering, i.e. she's already well but just won't leave. I don't know whether Sestritsa, Nastasya Vasilyevna, complained to you about me, as I made her wait quite a long time for my gift, for which I'm very sorry; anyway, she wrote me a very tender thank-you letter.

I saw Avdotya Yakovlevna and was treated to several tragi-comic scenes, and here in Moscow a threatening letter reproaching me for ingratitude and heartlessness.

I'm not writing to Modya, because hopefully you will read this letter together. I hug you tightly and kiss your hands, as well as your Lyova and all the children. A low bow to Nikolay Vasilyevich.

Yours P. Tchaikovsky

The day after tomorrow my new symphony will be performed here.