Letter 4014

Date	26 January/7 February 1890
Addressed to	Yuliya Shpazhinskaya
Where written	Florence
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2125)
Publication	П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 354–355 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XV-Б (1977), p. 26–27

Text

Russian text (original)

26 янв[аря]/7 февр[аля] 1890 Флоренция, Hôtel Washington Дорогая Юлия Петровна! Сейчас получил Ваше письмо, адресованное в Петербург. На заголовке письма Вы видите, что я нахожусь далеко от отечества. Вот в кратких словах, в чем дело. Вам известно, как мне пришлось в первую половину этой зимы неестественным образом напрягать свои силы, постоянно странствуя между Питером и Москвой, про водя весь день то на репетиции, то на концерте, напрягая все свои силы и способности до крайней степени. Кончилось все это тем, что я дошёл от усталости до полнейшего отупения и стал бояться чего-нибудь очень скверного, вроде сумасшествия или ещё того хуже. С другой стороны, я мало-помалу начал чувствовать неотложную потребность заняться, в виде отдыха, своим настоящим делом, т. е. сочинением. А тут, как нарочно, И. А. Всеволожский усиленно стал просить меня заняться сочинением оперы на сюжет «Пиковой дамы». Либретто было уже прежде того сделано не кем иным, как моим братом Модестом для некоего г. Кленовского (который, однако ж, ничего не написал). Я его прочёл, оно мне понравилось, и вот в один прекрасный день я решил бросить все, т. е. и Петербург, и Москву, и многие города в Германии, Бельгии и Франции, куда имел приглашения на концерты, — и уехать куда-нибудь за границу, дабы без помехи работать. Нужно Вам сказать, что я принял, согласно просьбе Всеволожского, да и подчиняясь собственному желанию, героическое решение написать оперу к будущему сезону!!!! Оно трудно, но я люблю, когда от меня чего-то с нетерпением ждут, когда я пишу не только для удовлетворения своей авторской потребности, но и ради желания или тоже потребностей других. Итак, я решился уехать и таковую решимость при первой возможности исполнил. Живу во Флоренции, имею очень удобное и совершенно обеспеченное от нашествий соотечественников убежище, в коем 8 дней тому назад и начал свою работу. Работаю с величайшей охотой, с сознанием, что я ещё не исписался, как мне это чудилось, и что опера выйдет хорошая, если Бог продлит мою жизнь на несколько месяцев. О Флоренции, её климатических и всяческих других прелестях ничего не пишу, ибо все это Вам известно. Да и довольно о себе. Поговорим о Вас. Боже мой! Как печальна, безотрадна жизнь Ваша! Как мне жаль бедную Нину! Как мне жаль и Софью Михайловну и Вас, Юлия Петровна! Все, что Вы мне пишете по поводу Вашей дочери и исключительности и её, и общего Вашего положения, я живо принимаю к сердцу. И ничем помочь не могу! Даже доброго совета, как выйти из этого положения, не могу дать, ибо кроме терпения и смутной надежды на случайность, могущую радикально все изменить, — ничего не усматриваю облегчающего Вашу, в сущности, исключительно горькую жизнь. Знаю, что Вы заслуживаете совершенно другой участи, знаю, как и кто виноват перед Вами, — но, кроме констатирования этого живого сознавания всего, через что Вы проходите, ничего утешительного сообщить не могу. Авторство??? Но об этом я уж так много писал Вам и так мало из моих увещаний вышло. И талант Ваш парализирован условиями существования! Если моё участие может быть Вам приятно, по-прежнему не сомневайтесь в нем. Странная и подчас скверная штука жизнь, — а всё-таки давайте жить и надеяться. Буду теперь писать Вам почаще. Ваш, П. Чайковский Поэта Михаловского не знаю. Поэтов (без мировой скорби) народилось теперь немало, и весьма недюжинных. Отчего это?