Letter 627 and Letter 2653: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
m (1 revision imported)
 
m (1 revision imported)
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead  
{{letterhead
|Date=26 October/7 November 1877
|Date=10/22 February 1885
|To=[[Aleksandra Davydova]]  
|To=[[Nadezhda von Meck]]
|Place=[[Clarens]]  
|Place=[[Saint Petersburg]]
|Language=Russian  
|Language=Russian
|Autograph=[[Saint Petersburg]] (Russia): {{RUS-SPsc}} (ф. 834, ед. хр. 17, л. 34–37)  
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 928)
|Publication={{bib|1940/210|П. И. Чайковский. Письма к родным ; том 1}} (1940), p. 302–304 <br/>{{bib|1961/38|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том VI}} (1961), p. 202–203
|Publication={{bib|1936/25|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 3}} (1936), p. 343<br/>{{bib|1971/89|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XIII}} (1971), p. 32
}}
}}
==Text==
==Text==
Line 11: Line 11:
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=
|Translator=
|Original text={{right|{{datestyle|''Clarens''|7 ноября|26 окт[ября]|1877}}}}
|Original text={{right|''10 февр[аля]'' 1885 г[ода]<br/>''С[анкт] Петербург''}}
{{centre|Милая, дорогая Саша!}}
{{centre|Милый, дорогой друг!}}
Получил сейчас письмо твоё и письмо от А[нтонины] И[вановны], адресованное к Толе, но написанное для меня. И в томи другом я вижу отражение твоего ангельского сердца. К несчастию, письмо А[нтонины] И[вановны], насквозь пропитанное благородными чувствами, добротою и даже чем-то вроде понимания наших отношений, только увеличило то чувство, которое она мне внушает. Если б ты знала, что такое было её третьегодняшнее письмо в сравнении с сегодняшним! Оба эти письма характеризуют её вполне.
Провёл уже около недели в Петербурге в ожидании телеграммы от Алексея, который должен известить меня, что всё в Майданове готово, и я могу переехать. Ещё в Москве меня начала преследовать особого рода головная боль, которая случалась и прежде, когда нервы мои приходили в окончательное расстройство. Боль эта, похожая на зубную невралгию, здесь довела меня до такого состояния, что минутами я просто с ума сходил. На сей раз поневоле пришлось отказаться как от приёма гостей, так и от всяких посещений, за исключением ближайших родных. Заниматься я тоже вовсе не могу и даже это письмо пишу с напряжением и усилием. К счастью, скоро мне предстоит спокойствие, одиночество и свобода, — а мне только это и нужно, чтобы в 2, 3 дня совершенно поправиться.
 
Милая и дорогая моя! ''И она и ты'', очевидно, полагаете, что когда-нибудь будет возможно сближение. Напрасно она старается то угрозами, упрёками и обвинениями в бесчестности, то, напротив, выражениями любви и нежности (как сегодня) что-нибудь сделать. Ради Бога, оставим навсегда вопрос о нашем примирении. Мы с ней не в ссоре. Она не хотела мне сделать зла, и я ни в чем её не обвиняю. Пусть ты права, что у неё доброе сердце, пусть я кругом виноват, что не умел оценить её, пусть это правда, что она любит меня, — но жить с ней ''я не могу, не могу, не могу''. Требуй от меня какого хочешь удовлетворения для неё; по возвращении в Россию, я буду ей давать две трети моих заработков, я скроюсь в какую угодно глушь, я готов сделаться нищим, словом, что угодно, — но, ради Бога, никогда и не намекай мне, чтоб я возвратился к А[нтонине] И[вановне]. Очень может быть, что это ''болезнь'', — но это болезнь неизлечимая. Словом, ''я не люблю её'' во всей полноте этого выражения.
 
Потрудись ей передать, что я умоляю её никогда больше ни со мной, ни с братьями не вступать ни в какие угодно объяснения. Что было, то прошло. Вернуть прошлого нельзя. Нужно думать об устройстве её будущности. Она мне говорила, что тяготится праздностью. Не может ли она избрать себе какие-нибудь занятия, хотя для удовольствия? Пока я жив и пока я в состоянии работать, она никогда ни в чем не будет нуждаться. Но главное, я умоляю тебя ''на коленях'', у дали её из Каменки, сделай это ради всего святого в мире: это необходимо для твоего и моего спокойствия. Известие о твоей болезни вонзилось острым кинжалом в моё сердце. Пока А[нтонина] И[вановна] не устроит свою жизнь и будет оставаться у тебя, ты не можешь быть покойна, а я уверяю тебя, что твоё здоровье для меня дороже моего собственного. Пока я буду знать, что А[нтонина] И[вановна] в Каменке, я не могу сомневаться в том, что ты не можешь быть вполне здорова.
 
Скажи А[нтонине] И[вановне], что я предлагаю ей самые искренние дружеские отношения в том смысле, что с радостью беру на себя заботы об её благосостоянии. Я это буду делать с радостью, ибо, повторяю это с ''полной искренностью'', признаю себя виновным перед ней.
 
У меня нет слов, чтоб передать тебе, до чего меня мучит, что я причиняю тебе не только заботы, но и ''болезни''. Ведь хоть ты и не говоришь этого, но для меня ясно как день, что я виноват в твоих страданиях. Боже мой! что же мне сделать, чтоб вы, мои близкие, мои горячо любимые, не платились за моё безумие! Научи меня, что мне сделать! Требуй от меня всего на свете, — кроме ''одного'', — я на все готов!
 
Я здоров. Толя тоже. Я получил из Консерватории субсидии, которые дают мне возможность безбедно прожить этот год за границей. В Россию мне и думать нечего ехать.
 
Ради Бога, прости меня! Я хотел сделать все к лучшему. Скажи А[нтонине] И[вановне], чтобы простила мне резкий тон последнего письма; он был вызван её неожиданными и оскорбительными обвинениями. Мы можем быть издали в самых лучших отношениях, но о прошлом, ради Бога, ни слова. Целую тебе руки и умоляю простить меня.
{{right|Твой П. Чайковский}}
P. S. Я сейчас перечёл это письмо и испугался, что оно огорчит тебя, что я тебе покажусь неблагодарным. О, я бесконечно тебе благодарен, я сознаю всю силу твоего благотворного влияния на все окружающее, но видя перед собой А[нтонину] И[вановну] и постоянно будучи свидетельницей её тяжёлого состояния, ты увлеклась желанием уверить меня, что она не заслуживает того, что я с ней сделал. Это имело влияние и на неё. Из всего, что она мне писала, я вижу, что она не понимает, чего мне теперь нужно. Если она даже надеется когда-нибудь снова жить со мной, то теперь, пока я ещё не вполне оправился, об этом не нужно говорить со мной. Упрекать меня тоже не для чего. Словом, нужно, чтоб она пожалела меня. Она же как будто взяла себе задачей всячески терзать меня.


Я, может быть, резко выразил то, что чувствую. Ради Бога, прости меня.
Алексей Александрович и Софья Карловна заходили на днях ко мне, как раз в такую минуту, когда я не мог принять их, ибо с ума сходил от боли. Они приглашали меня в тот день пить у них чай, но мне невозможно было воспользоваться их приглашением. Завтра я буду у них.


Отчего Лева ни разу не послал мне даже поклона. Я буду очень несчастлив, если он изменился ,в отношении меня.
Погода здесь стоит изумительно чудная. Хороший зимний день в России имеет для меня несказанную прелесть; сейчас я совершил большую прогулку, вследствие которой чувствую себя способным хотя несколько слов написать Вам, бесценный, дорогой друг! Следующее письмо напишу уже из ''Майданова''.


Не показывай моего письма А[нтонине] И[вановне], но моё письмо к ней прочти.
Беспредельно Вам преданный,
{{right|П. Чайковский}}
''Адрес'': Никол[аевская] жел[езная] дор[ога]. ''Ст[анция] Клин, село Maйданово''.


|Translated text=
|Translated text=
}}
}}
{{DEFAULTSORT:Letter 0627}}

Latest revision as of 13:41, 12 July 2022

Date 10/22 February 1885
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Saint Petersburg
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 928)
Publication П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 343
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 32

Text

Russian text
(original)
10 февр[аля] 1885 г[ода]
С[анкт] Петербург

Милый, дорогой друг!

Провёл уже около недели в Петербурге в ожидании телеграммы от Алексея, который должен известить меня, что всё в Майданове готово, и я могу переехать. Ещё в Москве меня начала преследовать особого рода головная боль, которая случалась и прежде, когда нервы мои приходили в окончательное расстройство. Боль эта, похожая на зубную невралгию, здесь довела меня до такого состояния, что минутами я просто с ума сходил. На сей раз поневоле пришлось отказаться как от приёма гостей, так и от всяких посещений, за исключением ближайших родных. Заниматься я тоже вовсе не могу и даже это письмо пишу с напряжением и усилием. К счастью, скоро мне предстоит спокойствие, одиночество и свобода, — а мне только это и нужно, чтобы в 2, 3 дня совершенно поправиться.

Алексей Александрович и Софья Карловна заходили на днях ко мне, как раз в такую минуту, когда я не мог принять их, ибо с ума сходил от боли. Они приглашали меня в тот день пить у них чай, но мне невозможно было воспользоваться их приглашением. Завтра я буду у них.

Погода здесь стоит изумительно чудная. Хороший зимний день в России имеет для меня несказанную прелесть; сейчас я совершил большую прогулку, вследствие которой чувствую себя способным хотя несколько слов написать Вам, бесценный, дорогой друг! Следующее письмо напишу уже из Майданова.

Беспредельно Вам преданный,

П. Чайковский

Адрес: Никол[аевская] жел[езная] дор[ога]. Ст[анция] Клин, село Maйданово.