Letter 830

Tchaikovsky Research
Revision as of 16:06, 9 April 2020 by Brett (talk | contribs)
(diff) ← Older revision | Latest revision (diff) | Newer revision → (diff)
Date 17/29 May 1878
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Brailov
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1489)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 164–166 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 404–406
П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 164–165
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 257–258
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 161–162 (English translation; abridged)

Text

Russian text
(original)
Браилов
17 мая. Среда.

Севши в вагон и расставшись с вами, я, разумеется, усердно занялся пролитием слез. Засело мне в голову воспоминание о нашей встрече в Милане. Как было весело! какое прелестное было путешествие оттуда в Геную и дальше... тут потоки слез. Все это было, и именно оттого, что уж была и никогда не вернётся, казалось мне так хорошо! И вот уж с тех пор прошло почти полгода... тут опять слезы. И т. д. и т. д., пока наконец я неожиданно для себя не заснул мертвецким сном. В сущности нечего особенно сокрушаться. Но Киев с своей суетой мне расстроил нервы. Проснулся я уже близко от Жмеринки, как раз в виду Браилова и парового плуга, работавшего недалеко от железной дороги. По поводу этого один господин с тоном человека, вполне знакомого с местностью, рассказал, что Браилово принадлежит банкиру Мекку, стоила 3 миллиона, приносит 700 000 дохода и т. п. вздор. Подъезжая к Жмеринке, волновался. В зале меня дружелюбно встретил симпатичный молоденький лакашка, подававший нам, помнишь, ужин, которого я послал узнать, есть ли лошади из Браилова. Через 2 минуты явился Марсель. Он оказался совсем не француз, а туземец, прозванный кем-то Марселем. Учтивости и услужливости необычайной. Пальто и шляпу имеет лучше моих, и потому, когда я уселся в великолепную коляску, запряжённую великолепной четвёркой, а он на козлы рядом с кучером, — то я стал конфузиться и проконфузился до самого Браилова. Ехали окало часа. Дом — в полном смысле дворец. Моя комната — верх роскоши и удобства. У мывшись, я шествовал, по приглашению Марселя, в столовую, где стоял огромный серебряный самовар, кофейник на спирту, яйцы, фарфоровый сервиз, масло и т. д. Кофе и чай идеальны. Я тотчас же заметил, что Марсель предупреждён: в разговоры не вступает, не торчит, а подавши то или другое, тотчас же уходит. Он спросил, как я желаю распределить день? Я приказал в час подать обед, а в 9 чай с холодным ужином. После кофе осматривал дом, который состоит из массы отдельных квартир, превосходно меблированных. Громадный каменный флигель, предназначенный для гостей, построен как гостиница: огромный коридор и по бокам нумера, содержимые постоянно так, как бы они были обитаемы. Что касается нижнего этажа дома, где я живу, то нет пределов утончённой комфортабельности. В моей комнате все принадлежности туалета, как-то: щётки, гребни, ногтяные и зубные щёточки, мыло, порошки — все имеется новое. На двух столах лежат бумага, перья и все принадлежности письма. Несколько шкафов с книгами стоят в разных комнатах. Повсюду интересные иллюстрированные издания. В музыкальном зало рояль, великолепная фисгармоника и масса нот. В кабинете у Н[адежды] Ф[иларетовны] несколько картин, из коих рекомендованный ею в прошлом письме Иоанн креститель мне не понравился. Зато спящий ребёнок из мрамора — прелесть. В 1 ч[ас] я опять шествовал в столовую и имел обеденный стол. Очень тонко, но немножко легко. Закуски роскошные; вина тоже. Меню следующее: прентаньер, спаржа, цыплята и пирожное из сливок (я просил, чтоб было не более 4-х кушаний). После обеда рылся в нотах и гулял по саду. В 4 часа приказал подать экипаж и поехал на Скалу. Прелестное место. Быстрая речка течет между двух скалистых и по росших густым лесом берегов. На лучшем месте устроена беседка. Гулял довольно долго, потом вернулся в 6 часов другой дорогой домой. Самое Браилово, как местность, не ахти что такое. Из окон нет вида никакого, кроме великолепных, впрочем, деревьев сада. Самый сад велик, разнообразен по растительности, богат сиренью и будущими розами, — но опять-таки не живописен и мало тенист. В сумме же более всего мне нравится дом; окрестности, говорят, есть прелестные, но в местности, непосредственно окружающей дом, прелести не особенно много. В этом отношении я ставлю Браилов ни же Глебова, булатовского имения и даже Усова. Тем не менее наслаждаться можно, и я бы наслаждался, если б не... твоя милость. До обеда я не грустил — некогда было. Но после обеда во время катанья и теперь испытываю немалую жуткость и тоску. И не то, чтоб я эгоистически желал, чтобы ты бессменно состоял при мне. Но мне жалко тебя и как-то совестно. Я гуляю и катаюсь на свободе, а ты, бедный, через три дня должен вырваться из милого каменского общества и стремиться в место ненавистное. Если б я знал, что, поживши здесь, я возвращусь в Каменку и найду тебя там, то я бы был покоен и весел. Модя, для спокойствия моего необходимо, чтоб ты дал мне клятву приехать в Каменку в июле или хоть в августе. Без содроганья не могу вспомнить о последних двух днях в Киеве; фу, как было грустно ввиду разлуки, да ещё с неприятными казусами! Поцелуй крепко милую Верушу. Вообще всех, начиная с Саши и Левы, нежно и страстно обнимаю. Тебя удушаю в объятиях. Колю милого, Уку, Бобика, Митю, Таньку, Таську, ну, словом, всех, всех. Алёши ещё нет. Пиши мне сюда.

Твой П. Чайковский