Bibliography (1946/6) and Letter 95: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
m (Text replacement - "<br>" to "<br/>")
 
m (Text replacement - "6е" to "бе")
 
Line 1: Line 1:
<includeonly>The Sleeping Beauty as presented by The Sadler's Wells Ballet, 1946</includeonly><noinclude> {{bibitem  |id=1946/|Contributors=Beaumont, Cyril Williams, 1891-1976 (author)<br/>Sedgwick, Russell (photographer) |Title=The Sleeping Beauty as presented by The Sadler's Wells Ballet, 1946    |Imprint=London : C. W. Beaumont, [1946] |Extent=8 p. ; illus.  |Format=Book |Language=English    }}   [[Category:Bibliography (1946)]] {{DEFAULTSORT:Bibliography (1946/006)}}</noinclude>
{{letterhead
|Date=7/19 June 1866
|To=[[Aleksandra Davydova]]
|Place=[[Peterhof]]
|Language=Russian
|Autograph=[[Saint Petersburg]] (Russia): {{RUS-SPsc}} (ф. 834, ед. хр. 16, л. 36–39)
|Publication={{bib|1900/35|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 1}} (1900), p. 245 (abridged)<br/>{{bib|1940/210|П. И. Чайковский. Письма к родным ; том 1}} (1940), p. 91–92 <br/>{{bib|1959/50|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том V}} (1959), p. 111–113
}}
==Text==
{{Lettertext
|Language=Russian
|Translator=
|Original text={{right|''7 июня''}}
{{centre|Милая моя Санюшка!}}
Тебе Толя уж, вероятно, объяснил многочисленные причины, заставившие меня отказаться от поездки в Каменку. Это мне очень, очень дорого стоило, тем более, что я лета и Каменки чаял как манны небесной; теперь буквально часу не проходит, чтоб я по поводу самых незначительных обстоятельств не вспоминал до малейших подробностей все, что делалось ровно год тому назад у Вас. Мне так хотелось ''погреться'' около Вас, т. е. тебя, Левы и Ваших детей, которых я, право, люблю как бы моих собственных. может быть, оттого, что таковых у меня никогда не будет. Все, что ты пишешь о них (напр[имер], вчерашнее описание Анюты в письме Левы), есть для меня нож в сердце, ибо сейчас же является мысль, зачем не поехал? и т. д. Да и увижу ли я Вас осенью? Бог знает. Вот и ещё одного греятельного аппарата лишился надолго, и это лишение весьма для 'меня чувствительно. Я говорю о Тольке. Впрочем, если Вы не решитесь при ехать в Петербург и если его присутствие доставляет Вам большое удовольствие, то приношу Вам его в жертву, ибо, клянусь, я весьма озабочен настроением Вашего духа, могущего сделаться минорным, если поездка в Петербург не осуществится. Словом, да будет так, как Вам желается.
 
Мы живём на Мятлевской даче, в сущности, совсем недурно, и если бы не постоянно грызущая мысль о Каменке, то можно было бы найти эту жизнь приятной; погода порядочная. Папашу вижу беспрестанно; он теперь уже нимало не скрывает своих узаконенных отношений к Лизавете Мих[айловне], и я его за это хвалю. Мне иногда приходит в голову, что провидение поступило очень благосклонно, ниспослав ему (т. е. Папаше) упокоение старости в лице этой женщины. Он нуждается именно в женском уходе, а она ухаживает за ним, как за ребёнком; когда он приехал в Петербург, она собственноручно обмыла его чуть ли не с ног до головы. Эта непоэтическая подробность меня тронула; я подумал, а что, если бы её не было? Кто бы приготовил ему мягкий биток для его беззубия, ещё более мягкую постель для усталого тела, совершенно готовое для принятия его помещение и тысячу разных мелочей, возможных только, когда имеешь около себя любящую и преданную женщину. И вот как странно устроены люди! Женщина, казавшаяся бесстыдною и бессовестною, оказывается нежной, преданной, полезной и необходимой для всей мужской половины нашей фамилии, а между тем на самом дебюте своей карьеры, т. е. при поступлении к нам в должность экономки, она подвергается разным оскорблениям, малым и большим, даже однажды получает от двух соединённых тёток такой реприманд, от которого она долго не могла опомниться. Да, воистину добродетели скрываются вовсе не там, где мы читаем их вывеску. Ибо что, например. за такое rendezvous всех добродетелей Тётя Лиза? А ведь как она мало снисходит к слабостям других и как любит уязвить ближнего! Я говорю это потому, что нахожусь под впечатлением одного её милuго поступка. Впрочем, не в том дело.
 
Что за идеальные люди Давыдовы! Но и это для тебя не новость, а мне трудно удержаться не говорить об них; в такой интимности, как теперь, я ещё никогда с ними не жил, и мне приходится каждую минуту удивляться бесконечной их доброте.
 
Теперь обращаюсь к тебе, Толька! Я думаю о тебе ежеминутно, а за Вашим путешествием следил шаг за шагом. В настоящую минуту только не могу наверное себе представить, что ты делаешь, так как не знаю, поспели ли Вы к пароходу в понедельник. Полагаю, что нет. В таком случае ты теперь спишь в гостинице «''Европа''», что также делает Модест, смущая ночную тишину весьма изрядным храпом. Он ведёт себя хорошо; я нахожу, что он очень исправился в отношении обидчивости; никаких сцен ни у кого с ним не бывает; целый день поёт или пляшет самым беэвредным и безобидным способом. На меня даже очень приятно действует его постоянная весёлость и какая-то ровность нрава; каждый вечер он вместе с Алекс[андрой] Вас[ильевной] заказывает кушания, а по туалетной части сделался всеобщим и необходимым советником. Я уже начал оркестровать симфонию; здоровье в вожделенном состоянии; только на днях не спал целую ночь, ибо долго занимался, а потом меня мучили ударики.
 
Напиши мне, Саша (впрочем, не трудись мне писать отдельно, я знаю, сколько ты пишешь), как здоровье Левы и прошла ли его боль в груди?
 
Целую Вас всех от глубины души (прости за чушь) и кланяюсь всем, не исключая Вани; я как-то вспомнил его милую и добрую физиогномию, И мне стало грустно, что и его не увижу нынче.
 
Толя, жду письма от тебя.
{{right|П. Чайковский}}
 
 
|Translated text=
}}
{{DEFAULTSORT:Letter 0095}}

Revision as of 18:34, 16 January 2020

Date 7/19 June 1866
Addressed to Aleksandra Davydova
Where written Peterhof
Language Russian
Autograph Location Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 16, л. 36–39)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 245 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 91–92
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 111–113

Text

Russian text
(original)
7 июня

Милая моя Санюшка!

Тебе Толя уж, вероятно, объяснил многочисленные причины, заставившие меня отказаться от поездки в Каменку. Это мне очень, очень дорого стоило, тем более, что я лета и Каменки чаял как манны небесной; теперь буквально часу не проходит, чтоб я по поводу самых незначительных обстоятельств не вспоминал до малейших подробностей все, что делалось ровно год тому назад у Вас. Мне так хотелось погреться около Вас, т. е. тебя, Левы и Ваших детей, которых я, право, люблю как бы моих собственных. может быть, оттого, что таковых у меня никогда не будет. Все, что ты пишешь о них (напр[имер], вчерашнее описание Анюты в письме Левы), есть для меня нож в сердце, ибо сейчас же является мысль, зачем не поехал? и т. д. Да и увижу ли я Вас осенью? Бог знает. Вот и ещё одного греятельного аппарата лишился надолго, и это лишение весьма для 'меня чувствительно. Я говорю о Тольке. Впрочем, если Вы не решитесь при ехать в Петербург и если его присутствие доставляет Вам большое удовольствие, то приношу Вам его в жертву, ибо, клянусь, я весьма озабочен настроением Вашего духа, могущего сделаться минорным, если поездка в Петербург не осуществится. Словом, да будет так, как Вам желается.

Мы живём на Мятлевской даче, в сущности, совсем недурно, и если бы не постоянно грызущая мысль о Каменке, то можно было бы найти эту жизнь приятной; погода порядочная. Папашу вижу беспрестанно; он теперь уже нимало не скрывает своих узаконенных отношений к Лизавете Мих[айловне], и я его за это хвалю. Мне иногда приходит в голову, что провидение поступило очень благосклонно, ниспослав ему (т. е. Папаше) упокоение старости в лице этой женщины. Он нуждается именно в женском уходе, а она ухаживает за ним, как за ребёнком; когда он приехал в Петербург, она собственноручно обмыла его чуть ли не с ног до головы. Эта непоэтическая подробность меня тронула; я подумал, а что, если бы её не было? Кто бы приготовил ему мягкий биток для его беззубия, ещё более мягкую постель для усталого тела, совершенно готовое для принятия его помещение и тысячу разных мелочей, возможных только, когда имеешь около себя любящую и преданную женщину. И вот как странно устроены люди! Женщина, казавшаяся бесстыдною и бессовестною, оказывается нежной, преданной, полезной и необходимой для всей мужской половины нашей фамилии, а между тем на самом дебюте своей карьеры, т. е. при поступлении к нам в должность экономки, она подвергается разным оскорблениям, малым и большим, даже однажды получает от двух соединённых тёток такой реприманд, от которого она долго не могла опомниться. Да, воистину добродетели скрываются вовсе не там, где мы читаем их вывеску. Ибо что, например. за такое rendezvous всех добродетелей Тётя Лиза? А ведь как она мало снисходит к слабостям других и как любит уязвить ближнего! Я говорю это потому, что нахожусь под впечатлением одного её милuго поступка. Впрочем, не в том дело.

Что за идеальные люди Давыдовы! Но и это для тебя не новость, а мне трудно удержаться не говорить об них; в такой интимности, как теперь, я ещё никогда с ними не жил, и мне приходится каждую минуту удивляться бесконечной их доброте.

Теперь обращаюсь к тебе, Толька! Я думаю о тебе ежеминутно, а за Вашим путешествием следил шаг за шагом. В настоящую минуту только не могу наверное себе представить, что ты делаешь, так как не знаю, поспели ли Вы к пароходу в понедельник. Полагаю, что нет. В таком случае ты теперь спишь в гостинице «Европа», что также делает Модест, смущая ночную тишину весьма изрядным храпом. Он ведёт себя хорошо; я нахожу, что он очень исправился в отношении обидчивости; никаких сцен ни у кого с ним не бывает; целый день поёт или пляшет самым беэвредным и безобидным способом. На меня даже очень приятно действует его постоянная весёлость и какая-то ровность нрава; каждый вечер он вместе с Алекс[андрой] Вас[ильевной] заказывает кушания, а по туалетной части сделался всеобщим и необходимым советником. Я уже начал оркестровать симфонию; здоровье в вожделенном состоянии; только на днях не спал целую ночь, ибо долго занимался, а потом меня мучили ударики.

Напиши мне, Саша (впрочем, не трудись мне писать отдельно, я знаю, сколько ты пишешь), как здоровье Левы и прошла ли его боль в груди?

Целую Вас всех от глубины души (прости за чушь) и кланяюсь всем, не исключая Вани; я как-то вспомнил его милую и добрую физиогномию, И мне стало грустно, что и его не увижу нынче.

Толя, жду письма от тебя.

П. Чайковский