Letter 3225

Date	19 April/1 May 1869
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Moscow
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 124–125 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 51–52 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 161 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 50 (English translation; abridged)
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Based on a handwritten copy in the Klin House-Museum Archive, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Милый Толя Сейчас говорил с Рубинштейном. Он на этой недели увидится с предержащими властями и поговорит. Извольского, к сожалению, нет, а то бы сейчас же что-нибудь можно было сделать; впрочем, на днях и он должен вернуться. Кроме того, я сейчас написал письмо к Адамову, прося его частным образом написать одному из здешних тузов. Мне кажется, что это будет всего вернее. Если хочешь, я также могу написать Иванову. Но ведь нужно же, мне кажется, в случае, если ты хочешь служить в Москве, прислать просьбу? С чего же начнётся дело, если не с просьбы? Черт знает, как все это меня беспокоит, а между тем боюсь, что ты слишком полагаешься на меня, забыв, что я в служебных делах ничего не понимаю. Пиши же мне поскорее и объясни, пришлёшь ли ты просьбу? На днях я писал к Гедеонову, спрашивая, может ли моя опера («Ундина») идти в будущем сезоне в Питере. Он через своего секретаря ответил, что опера моя будет поставлена в ноябре, если я представлю партитуру к сентябрю. От этого я теперь очень усердно занимаюсь инструментовкой первого действия; два остальные уже сочинены, и инструментовать я их буду летом. Куда еду, ещё до сих пор не знаю, но, по всей вероятности, за границу. Доктор находит для меня необходимым купаться в море и пить какие-то воды. В таком случае я в последних числах мая буду в Питере. Своей оперой на этот раз я очень доволен и работаю с увлечением. Поздравь от меня с праздником Папашу и расцелуй его хорошенько, Лиз[авету] Мих[айловну] тоже, Модю тоже. Христос воскресе! Сейчас иду в Кремль на заутреню. Алек[сандра] Ив[ановна] может сердиться сколько ей угодно, а я всё-таки к П[етру] В[асильевичу] не пойду, — времени нет.

Dear Tolya I've just spoken with Rubinstein. He'll see the powers that be this week and discuss it. Unfortunately, Izvolsky isn't here, otherwise something could be done at once; anyway, he should be back in a few days. Besides, I've just written a letter to Adamov, asking him to write privately to one of the bigwigs here. It seems to me that this would be more appropriate. If you want, I can also write to Ivanov. But surely if you want to be employed in Moscow, I think you must send an application? How else can matters commence, if not with an application? All this worries me to hell, but meanwhile I'm afraid that you're relying on me too much, forgetting that I don't understand anything about official matters. Write to me post haste and explain if you're sending an application? A few days ago I wrote to Gedeonov, asking if my opera ("Undina") is going to be staged next season in Piter. He replied through his secretary that my opera will be staged in September, if I submit the score by September. As a result I'm now very assiduously scoring the first act; the other two have already been composed, and I'll be orchestrating them in the summer. I still don't know where I'm going, but in all likelihood it will be abroad. The doctor considers it necessary for me to bathe in the sea and take some waters. In that event, I'll be in Piter at the end of May. This time I'm very pleased with my opera, and I'm working enthusiastically. Congratulate Papasha from me on the holiday and kiss him well, Lizaveta Mikhaylovna and Modya too. Christ is risen! Now I'm off to the Kremlin for matins. Aleksandr Ivanovich can be as angry as she likes, but I still won't be going to see Pyotr Vasilyevich — there's no time.