Letter 719

Date	6/18 January 1878
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	San Remo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3110)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 82 (abridged) П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 1 (1934), p. 148–149 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 26–27 To my best friend. Correspondence between Tchaikovsky and Nadezhda von Meck (1876-1878) (1993), p. 131–132 (English translation)

Text

Russian text (original)

Сан-Ремо 18/6 янв[аря] 1878 Виноват я перед Вами, дорогая Надежда Филаретовна. Чуть ли не целую неделю я не писал Вам. Впрочем, из самого этого молчания Вы уже, вероятно, догадались, что ничего особенного, ничего достойного быть занесённым в мою летопись к Вам не произошло. И действительно, эти несколько дней прошли так, что один трудно отличить от другого. Встаём в 8 часов; после кофе небольшая прогулка; потом все занимаются. Я пишу оркестровку третьего действия оперы, Модест занимается с Колей, Алексей пилит. В 12 часов завтрак и тотчас после него большая прогулка. Около 3-х с половиной возвращаемся, и опять занятия. В 6 часов обед, потом чтение, писание писем, иногда ещё одна небольшая прогулка, после того как Коля уляжется спать, а в одиннадцать часов я отправляюсь в свою комнату для сна. Здоровье хорошо, расположение духа очень покойное, но в глубине души маленькая борьба с какой-то тайно грызущей тоской. Отчего она? Чего мне ещё желать? Не знаю. Я сваливаю вину на местность Сан-Ремо, к которой по совершенно неизъяснимой причине я отношусь враждебно. Оттого ли, что здесь в самом деле, кроме берега моря, хороших прогулок нет (или почти нет) или по другой причине, но только меня не радуют прогулки, меня, для которого нет большего наслаждения, как рыскать по нашим лесам, степям и полянам! В одном guid'e я прочёл, что людям полнокровным и с сильно возбуждёнными нервами не годится жить в этой местности. Краски слишком ярки, и самый воздух носит в себе элемент раздражения. Не поэтому ли? Но это пустяки. В сумме, мне очень хорошо, и после отъезда Анатоля только теперь наступили тихие и покойные дни. Очень меня беспокоит перемирие, о котором теперь толкуют газеты. Неужели нам не дадут дойти до Адрианополя? Неужели среди этого торжественного шествия наши полководцы согласятся на перемирие, которое, может быть, будет предлогом туркам для того, чтобы собраться с новыми силами? Я каждый день со страхом открываю газету, боясь прочесть известие о suspention d'armes. Но до сих пор, слава Богу, положительных известий нет, а наши все дальше и дальше подвигаются. Надежда Филаретовна! представьте себе, что мои московские друзья мне ничего не пишут. Я решительно не знаю, что делается в Консерватории, что они порешили с моей оперой, что было на последних концертах? Пожалуйста, в следующем Вашем письме дайте мне на этот счёт какие-нибудь сведения. Вообще последние 4 дня я не получил ни одного письма, и это меня немножко беспокоит. Насчёт будущего я знаю только то, что мы останемся здесь до конца месяца приблизительно, а отсюда отправимся в Кларенс, где мне очень улыбается роскошное наступление весны. А затем мне мечтается весна в России. Но где и как — ещё не знаю. По известной Вам причине, Каменка и привлекает и вместе немножко пугает меня. А покамест буду всячески стараться дописать оперу до конца и, таким образом, воротиться домой с сознанием, что я докончил два больших труда и что не совсем даром прошло время за границей. До свидания, милый друг мой. Ваш П. Чайковский