Letter 3899

Date	9/21 July 1889
Addressed to	Eduard Nápravník
Where written	Frolovskoye
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3334)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 313–314 (abridged) Чайковский. Воспоминания и письма (1924), p. 187–189 Переписка Е. Ф. Направника с П. И. Чайковским (1959), p. 153–155 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XV-А (1976), p. 150–151

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

9 июля 1889 г[ода] Милый, хороший, дорогой Эдуард Францович! Знаете ли, что я, ей-Богу, очень соскучился, не имея от Вас так долго никаких известий! Со стороны Володи просто жестоко, что он мне ни разу не написал в течение многих месяцев. Я ничего про Вас не знаю! Как Вы здоровы? Где Ольга Эдуардовна? За границей или дома? Какие известия о Саше? Конечно, я сам виноват, ибо давно уж мог бы Вам написать, — но у меня оправдание, что после моей поездки мне пришлось сначала заняться делами Моск[овского] муз[ыкального] обществаи Консерватории, а потом лететь домой и засесть за балет, который к сентябрю должен быть совсем готов, и я должен работать с величайшим напряжением, чтобы исполнить обещанное. Живу в деревне тихо и смирно, проводя целый день за письменным столом. Убедительно прошу Володю сообщить мне подробные о Вас всех известия, а Вам придётся ответить мне по деловым вопросам. Вы не забыли, дорогой друг мой, что обещали дирекции Моск[овского] муз[ыкального] общ[ества] дирижировать одним из наших концертов? Мы на Вас рассчитываем и радуемся при мысли, что Вы появитесь на нашей эстраде. При распределении концертов, тот, в котором Вы будете дирижировать, мы предположили 3-го февраля 1890 года. Удобно ли Вам это? Это будет суббота перед масляницей. Так как тут уже не может быть постановки новой оперы и вообще сезон приходит к концу, то думаю, что затруднений для Вас не будет. Нам было бы очень неприятно, если бы Вы не согласились взять на себя именно этот концерт, ибо, вследствие разных причин, было ужасно трудно распределить концерты так, чтобы Вам пришлось дирижировать постом. Дело в том, что Массене и Дворжак иначе не могут быть как в марте и на них как раз приходятся оба великопостные концерта. Ради Бога, согласитесь принять концерт 3-го февраля, но если почему-либо это решительно Вам невозможно, тогда придётся сделать новую перетасовку и, конечно, мы так или иначе устроим, чтобы Вы у нас во всяком случае дирижировали. Теперь поговорим насчёт программы. Она в полнейшем Вашем распоряжении как относительно выбора пьес, так и относительно солиста. Согласно Вашему желанию я просил Зилоти приготовить Ваш концерт, но он, ввиду больной руки, несмотря на все желание, не мог обещать мне участие в Вашем концерте. Не хотите ли, чтобы я поручил Сапельникову приготовить Ваш концерт? Или не имеете ли Вы в виду другого пианиста? Насчёт Сапельникова, ручаюсь Вам, что Вы останетесь им довольны. Но повторяю: как Вам угодно, совершенно! Затем мы просим Вас не скромничать и непременно сыграть по крайней мере 2 больших Ваших сочинения. Засим, я убедительнейшее прошу Вас не играть ничего моего, ибо в качестве устроителя этих концертов мне было бы чрезвычайно неприятно если бы приглашаемые капельмейстеры играли мои вещи. Я ни за что не хочу, чтобы думали, что я хлопотал о себе. А это непременно будут говорить, если кто-нибудь из гостей будет играть что-либо моё. Дворжак будет у нас играть, кажется, исключительно свои вещи, и потому я бы Вас попросил в качестве чехо-русса исполнить что-нибудь Сметаны, напр[имер] «Вышеград» или «Молдову». Впрочем, ещё и ещё повторяю: как Вам угодно. Ещё, милый друг, я должен коснуться щекотливого вопроса насчёт гонорара. Так как Вы очень крупный человек, то Вам подобает и очень крупный гонорар. Но у нас страшный кризис финансов, и мы умоляем Вас простить нам, что мы не можем вознаградить Вас в той мере, как бы следовало, и я убедительно прошу Вас верить, что если сумма, которую мы Вам предложим (400 р[ублей]), покажется Вам слишком мала, то не сердиться на дирекцию, а на меня. Когда обсуждался вопрос о гонораре, то я сказал, что Вы по дружбе ко мне настоящего гонорара не потребуете и будете смотреть на крошечную сумму, о коей я упомянул, лишь как на возмещение путевых издержек. Итак, голубчик, ответьте мне на следующие вопросы: 1) Согласны ли Вы дирижировать у нас 3-го февраля? 2) Хотите ли, чтобы я поручил Сапельникову учить Ваш концерт? 3) Если нет, то кого Вы имеете в виду? 4) Насчёт щекотливого вопроса о гонораре (нечего и говорить, что если Вы найдёте нужным большую, чем наша сумма, то мы заранее согласны на все Ваши условия). Какая досада, что я совершенно не могу припомнить Вашего летнего адреса и должен адресовать в дирекцию. Когда-то дойдёт до Вас это письмо? Крепко обнимаю Вас. Целую ручку Ольги Эдуардовны и обнимаю Володю, Котю и кланяюсь дочкам. Искренно преданный, П. Чайковский Ларош и брат Модест, гостящие у меня, просят оба передать Вам самые тёплые приветствия.

9 July 1889 Dear, good, fine Eduard Frantsovich! My God, do you know that I miss you so very much, not having had any news whatsoever from you for so long! It is simply cruel on Volodya's part that he hasn't written to me once in so many months. I don't know anything about you! Are you well? Where is Olga Eduardovna? At home or abroad? What news of Sasha? Of course, it's my own fault, because I could have written to you ages ago, but my excuse is that after my trip I had to immediately deal with the business of the Moscow Musical Society and the Conservatory, and then fly home and sit over the ballet, which must be completely ready by September, and I must work with the utmost exertion in order to fulfil my obligation. I'm living quietly and peacefully in the countryside, spending the whole day at my writing desk. I earnestly request Volodya to give me all the news about you in detail, while you need to answer me about business questions. Have you forgotten, my dear friend, that you promised the directorate of the Moscow Musical Society to conduct one of our concerts? We are counting on you, and rejoice at the thought that you will be appearing on our podium. When scheduling the concerts, we proposed that you would conduct the one on 3rd February 1890. Is this convenient for you? It will be the Saturday before Shrovetide. As there cannot be another new opera produced here, and the season in general is coming to an end, I think that there won't be any difficulties for you. It would be most disagreeable for us if you didn't agree to take on this particular concert, because, for various reasons, it was awfully difficult to arrange the concerts so that you could be the conductor. The fact is that Massenet and Dvořák can only come in March, when both the Lenten concerts happen to fall. For God's sake, agree to do the concert on 3rd February, but if some reason this is categorically impossible for you, then we will have to reorganise everything anew, although one way or another we will arrange for you to conduct with us whatever happens. Now let us discuss the programme. This is at your complete disposal, both in terms of the selection of pieces, and in terms of the soloist. In accordance with your wishes I asked Ziloti to prepare for your concert, but in view of his bad hand, despite all his desires, he could not promise me to participate in your concert. Would you like me to entrust Sapelnikov to prepare for your concert? Or do you have another pianist in mind? As for Sapelnikov, I guarantee that you will be pleased with him. But I repeat: whatever you please, absolutely! Furthermore, we ask you not to be modest and to certainly play at least 2 of your larger works. Therefore, I most earnestly request you not to play anything of mine, because as the organiser of these concerts it should be extremely awkward for me if invited conductors played my things. I would not want anyone to think that I have been lobbying for myself. And they will certainly say that if one of the guests plays something of mine. It seems that Dvořák will be coming to play exclusively his own things for us, and therefore I would ask you, as a Czecho-Russian, to play something by Smetana, for example, "Vyšehrad" or "Die Moldau". However, I reiterate: do as you see fit. Also, dear friend, I must touch on the thorny question of the fee. Since you are a very grand person, you deserve a very grand fee. But we have a terrible financial crisis, and we beg you to forgive us that we cannot reward you to the extent that we ought to, and I earnestly request you to believe that if the amount that we are offering you (400 rubles) appears much too small, then not to be angry with the directorate, but rather with me. When the question of the fee was discussed, I said that you for the sake of our friendship would not demand a genuine fee, and that you would regard the tiny amount that I mentioned merely as a reimbursement of your travel expenses. Therefore, golubchik, answer me the following questions: 1) Whether you agree to conduct for us on 3rd February? 2) Whether I am to instruct Sapelnikov to study for your concert? 3) If not, then who do you have in mind? 4) Regarding the delicate matter of the fee (needless to say that if you find that you need more than our amount, then we will agree to all your terms in advance). What a pity that I absolutely cannot remember your summer address, and must address it to the directorate. When will this letter reach you? I embrace you warmly. I kiss Olga Eduardovna's hand and hug Volodya and Kotya, and bow to your daughters. Sincerely devoted, P. Tchaikovsky Laroche and my brother Modest, who are staying with me, both ask me to convey to you their warmest greetings.