Letter 993
| Date | 30 November/12 December 1878 |
|---|---|
| Addressed to | Modest Tchaikovsky |
| Where written | Florence |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1516) |
| Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 468–469 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 601 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 495–496 To my best friend. Correspondence between Tchaikovsky and Nadezhda von Meck (1876-1878) (1993), p. 395 (English translation) |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Как скоро дошло твоё последнее письмо, мой милый, добрый Модя! Ты не то, что твой братец Анатолий, который не только не мог во-время выслать мне с лихорадочным нетерпением ожидаемую рукопись сюиты, но и ни слова не пишет. Хорошо, что из твоих писем я усматриваю, что он здоров, — а то бы я сильно беспокоился. Скажи ему, что я тебя окончательно произвожу в чин любимчика. Я очень зол на Лароша. Этот присяжный критический забияка не нашёл ничего лучшего, как показать перед тобой свой форс, и воспользовался случаем отщёлкать новичка. Неужели ты думаешь, что, я подобно ему не знаю, что, в твоей повести есть недостатки. Я радовался и поощрял тебя не потому, что, именно эта первая повесть есть верх совершенства, а потому, что, оно показала мне, что, ты можешь и должен писать и что, если ты себя не запустишь, то впоследствии напишешь и верх совершенства. Пожалуйста, не смущайся и кончай, а потом переписывай, сокращай, исправляй и поверь, что «Трутин» будут всё-таки очень интересным и свежим явлением в литературе. Модя, не завидуй мне. Во-первых, в городе, который ты именно и любишь, я не бываю почти вовсе, отчасти потому, что далеко, отчасти потому, что мне страшно надоел Наполеон, которого нет возможности не встретить. Во-вторых, погода стоит дурная, и сегодня все покрыто снегом. Вообще Флоренция теперь далеко не так хороша, как в наше время. Тогда пахло весной, небо было вечна ясна, и на душе поэтому была весело. Теперь небо всегда сера и неприветно. Что, мне нравится здесь, так это совсем не город, не пагода, а моя уютная тихая квартира и в особенности та абсолютная тишина, которою я наслаждаюсь по вечерам. Меня это в высшей степени освежило и отдохновило от всех испытанных треволнений. Н[адежда] Ф[иларетовна] продолжает окружать меня самыми трогательными и нежными заботами; мы переписываемся ежедневна, — но, повторяю, близость её тяготит меня, и я не чувствую себя свободным. Вот единственная неприятная сторона моей здешней жизни. Я снова должен тебе сказать, как Алёша на столько же в нынешнем году восхитителен, насколько в прошлом был невозможен. Сколько я ни стараюсь, но не могу в этом ласковом, добром, милом, весёлом Лёньке узнать прошлогоднюю злючку. Он очень мне приятен и полезен. Сегодня я, может быть, вечером поеду в театр: дают знаменитую драму: «La morte civile» и балет «I dui Tartufi». Все это меня интересует. К тому же делать мне нечего. Я кончил и оркестровку и клавираусцуг двух частей сюиты, а первых трёх все жду. Целую тебя. П. Чайковский |
How quickly your last letter came, my dear, good Modya! You aren't like your brother Anatoly, who not only cannot send me the manuscript of the suite that I've been feverishly waiting for in good time, but hasn't written a word either. It's a good thing that I see from your letters that he's well, otherwise I would have been very worried. Tell him that I'm finally promoting you to the rank of favourite. I am furious with Laroche. This avowed critical bully could not find anything better to do than to swagger in front of you, and use the occasion to take a shot at a novice. Do you really think that I, like him, do not know that there are shortcomings in your story? I rejoiced and encouraged you, not because this first story is the height of perfection, but because it showed me that you can write and should write, and that if you launch yourself then you will eventually write at the height of perfection. Please, do not waver over finishing it, and then rewrite, shorten and correct it, and be sure that "Trutin" will still be a most interesting and fresh literary phenomenon. Do not envy me, Modya. Firstly, because I hardly ever visit the city that you love, partly as it's so far waay, and partly because I'm awfully fed up of Napoleon, whom it's impossible not to meet. Secondly, the weather is bad, and everything is covered in snow today. In general, Florence isn't as good now as it was in our time. Then it had an air of spring, the sky was eternally clear, and so the soul was cheerful. Now the sky is constantly grey and unwelcoming. It isn't the city, nor the pagoda, that I like here, but my cosy quiet apartment, and in particular the absolute silence that I enjoy in the evenings. This is refreshing and restful for me to the utmost degree, after all the worries I've experienced. Nadezhda Filaretovna continues to surround me with the most touching and tender care; we correspond daily — but, I repeat, her closeness is a burden to me, and I do not feel free in myself. This is the single unpleasant aspect of my life here. I must tell you again how Alyosha is as delightful this year as he was impossible last year. No matter how I try, I cannot recognise last year's angry little boy, in this affectionate, kind, sweet, cheerful Lyonka. He is so very pleasant and obliging to me. I might go to the theatre this evening: they are showing the famous drama "La morte civile" and the ballet "I dui Tartufi". All of this of interest to me. Besides, I've nothing to do. I've finished both the orchestration and the piano reduction of the two movements from the suite, and I'm still waiting for the first three. I kiss you. P. Tchaikovsky |
