Letter 4709

Date	18/30 June 1892
Addressed to	Eduard Nápravník
Where written	Vichy
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3362)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 545 (abridged) Чайковский. Воспоминания и письма (1924), p. 222–223 Переписка Е. Ф. Направника с П. И. Чайковским (1959), p. 185 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-Б (1979), p. 113

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

30/18 июня 1892 г[ода] Виши Милый, дорогой друг мои! Чрезвычайно был обрадован милейшим письмом твоим. Радуюсь также, что скоро тебе приходится домой ехать, и страшно, болезненно завидую тебе! Жду не дождусь, когда наступит и мой черед ехать домой, ибо с самого первого момента выезда и до сих пор не перестаю ни на минуту скучать и тосковать. Только в Париже дня три провёл приятно. Здесь удивительно скучно и безотрадно живётся, хотя воды действуют на меня и на племянника прекрасно. Отчего ты думаешь, что курс в Сальцбрунне не принёс тебе пользы? Ведь не сразу воды действуют при известных свойствах натуры: весьма возможно, что только через месяц или два ты оценишь их благодетельное действие. Я, по крайней мере, очень на это надеюсь. Все, что ты пишешь о Праге, прочёл с живейшим интересом. Я совершенно сочувствую твоим мыслям о чешской опере в Петербурге. Так как Шуберт, вероятно, смотрит на это дело не как на аферу, а как на служение патриотическим целям, — то думаю, что это дело не особенно будет трудно устроить, лишь бы только не помешала какая-нибудь итальянская афера, — а кажется, об этом были разговоры, по крайней мере при мне. Фигнер просил директора за Мамонтова. Я готов самым энергическим образом просить и уговаривать войти в сношение с Шубертом. После того как я тебя проводил, провёл я около месяца в Клину у себя и сочинил вчерне две части симфонии. Здесь не делаю ровно ничего: ни охоты нет, ни времени. Какая-то пустота в голове и в сердце, и вся умственная деятельность сосредоточена на мысли: «Скоро ли домой!» Обнимаю тебя крепко, мой милый друг! Перед отъездом из Питера видел несколько раз всех твоих: все были здоровы и веселы. В Гунгенбург напишу. Ольге Эдуардовне усердный поклон. Твой вернейший друг, П. Чайковский

30/18 June 1892 Vichy My dear, good friend! I was exceptionally gladdened by your most kind letter. I was also glad that you will soon have to go home, and I terribly, painfully envy you! I cannot wait until it is my turn to go home, because from the very first moment of departure until now I have not ceased being fed up and homesick for one moment. It was only in Paris that I spent three days pleasantly. It is an astonishing tedious and bleak existence here, although the waters are having a wonderful effect on me and on my nephew. Why do you think that the course at Salzbrunn did not benefit you? After all, the waters do not always act instantaneously with the known properties of nature: quite possibly it will only be in a month or two that you appreciate their beneficial effects. At least, I very much hope so. I read everything that you write about Prague with the keenest interest. I completely sympathise with your thoughts about the Czech opera in Petersburg. Since Šubert probably does not regard this as a dubious affair, but rather in the service of patriotic aims, then I think this business will not be especially difficult to arrange, provided that no dubious Italians intervene, but I think this is being talked about less, at least with me. Figner lobbied the director for Mamontov. Similarly, I am ready to most enthusiastically lobby and argue for us to enter into relations with Šubert. After I saw you, I spent around a month by home in Klin and composed two movements of a symphony in draft. Here I am doing precisely nothing: I have no time or inclination. There is some sort of void in my head and in my heart, and all my mental activity is focussed on the thought: "Are we going home soon?". I embrace you warmly, my dear friend! Before leaving Piter I saw your all lot several times: everyone was cheerful and well. I shall write to Gungenburg. A punctilious bow to Olga Eduardovna. Your most true friend, P. Tchaikovsky