Letter 1110

Date	15/27 February 1879
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Paris
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1220)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 539–541 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 222–223 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 112–114 (abridged) Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 216–217 (English translation; abridged) Неизвестный Чайковский (2009), p. 249–251

Text

Russian text (original)

Париж 27/15 ф[евраля] 1879 Какой ты стал милый в отношении писем! Прежде, бывало, еле-еле дождёшься в две недели одного письма! Теперь как ни пойду на poste restante (а хожу я не менее двух раз в неделю) — от тебя письмо! Но оба твои последние письма заключают в себе известия о болезни твоей и потому мне неприятны. Надеюсь, что теперь все кончено. Много, Толинька, нужно сделать решительных перемен в твоей жизни роди здоровья. Нельзя быть здоровым и иметь нервы в порядке при такой сумасшедшей жизни. Нужно, во-первых, по части еды быть аккуратнее и есть, по возможности, в одни и те же часы, о во-вторых, пора тебе, наконец, решительным образом никого не принимать днём. Ведь я по опыту зною, что и самые деликатные люди не могут понять, что посещением своим отнимают время. Не принимать никого, — решительно никого. В крайнем случае, не ездить ли тебе утром к папаше и заниматься у него? Впрочем, обо всем этом удобнее будет говорить при свидании, которое не так-то далеко. Знаешь ли, что я начинаю считать дни и часы до отъезда! Париж, в конце концов, мне не по нутру. Даже несмотря на очень приятный романчик, случившийся со мной, (о котором мне совестно писать тебе подробно) я недостаточно наслаждаюсь жизнью, чтоб не желать скорее перемены. Ты, конечно, скажешь, что ничто меня здесь не удерживает и что я могу хоть сейчас уехать, — но я тебе возрожу, что мне было бы очень неприятно ехать домой, пока опера не будет вполне кончена, — о мне работы осталось не более кок недели на две — даже меньше. Я скорее вот что. бы сделал. С величайшим наслаждением я бы отправился отсюда на две недели в Clarens. Но мне неловко относительно Н[адежды] Ф[иларетовны]! Нужно будет прожить до 28 февр[аля] здесь. В этот день или, самое позднее, но другой поеду в Берлин и останусь том дня два. Ну, словом, менее чем через три недели я буду в твоих объятиях. Толя! я решительно не могу у вас остановиться. Я слишком избаловался, слишком раздражителен характером, — чтобы спокойно жить в помещении, где у меня не будет своего угла. Вспомни, что я в Петербурге должен во что бы то ни стало инструментовать и досочинить кое-что в сюите. Вам и двум-то тесно! ну где же я приткнусь, до ещё с Алёшей! Да, наконец, раз что и ты и я утром всегда будем заняты, — не все ли равно, что мы не будем в одной квартире? А обедать и вечер я, конечно, всегда с тобой. Ведь я останусь в Питере не менее трёх недель, о может быть, и целый месяц! Пожалуйста, голубчик, подумай, где меня поместить, — и мне кажется, что всего лучше было быв «La Paix», где было Саша. Не забывай, что я имею в год тысяч дохода и что мне смешно экономничать но этих пустяках. Сегодня я получил письмо от Саши необыкновенно кстати, ибо в одно время с её письмом получилось также письмо от Пети Генке, в котором он говорит о том что Вера серьёзно заболела дорогой. Можешь себе представить, кок я бы беспокоился, если б, к счастью, не пришло письмо от Саши, которая сообщает, что Вера вне опасности. Зато свалилось Таня, и Саша предвидит, что переболеют все остальные. Меня это всё-таки настолько растревожило, что я тотчас же телеграфировал и заплатил ответ, чтобы узнать, в каком положении здоровье детей. Юрий в кори!! ведь об этом без слез думать невозможно. А я, кок нарочно., под впечатлением повести Достоевского Братья Карамазовы. Если ты не читал этого, беги и тотчас доставай «Русский вестник» за январь. Там есть сцена, когда в монастырском скиту старец Зосима принимает посетителей. Между прочим, изображается женщина, убитая горем оттого, что. у неё все дети умерли, и после последнего ребёнка её одолело сумасшедшая тоска, и она, бросив мужа, скитается. Когда я прочёл её рассказ о смерти последнего ребёнка и слово, в которых оно описывает свою безысходную. тоску, я расплакался ток, кок давно от чтения не плакал. На меня это произвело потрясающее впечатление. В театре все эти дни я не был. Есть бездна интересных пиэс, которые следует посмотреть, — но сил нет. Удивительно, как я охладел к театру. Я только и счастлив, и доволен, когда сижу дома вечером, в халате, и не слышу никаких звуков, не вижу никаких лиц. Обедаю ежедневно в Diner de Paris. Вместо театра у меня явилась другая слабость: покупать! Вчера купил 8 галстухов!!! Целую тебя, голубчик мой. Твой П. Чайковский Как мне завидно было читать и твоё и Модино. Описание вечера, проведённого у вас, когда играли в фанты. Вот так по мне бы компания.