Letter 1661 and Letter 2226: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
m (Text replacement - "any event" to "any case")
 
No edit summary
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead
{{letterhead
|Date=2/14 January 1881
|Date=18 February/2 March 1883
|To=[[Modest Tchaikovsky]]
|To=[[Anatoly Tchaikovsky]]
|Place=[[Kamenka]]
|Place=[[Paris]]
|Language=Russian
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 1614)
|Autograph={{locunknown}}
|Publication={{bib|1955/37|П. И. Чайковский. Письма к близким}} (1955), p. 263–264 (abridged)<br/>{{bib|1966/44|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том X}} (1966), p. 13–15<br/>{{bib|1981/81|Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography}} (1981), p. 256–257 (English translation; abridged)
|Publication={{bib|1970/86|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XII}} (1970), p. 66
|Notes=Manuscript copy in [[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}}
}}
}}
==Text and Translation==
==Text and Translation==
Line 11: Line 12:
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=Brett Langston
|Translator=Brett Langston
|Original text={{right|''2 января'' 1881<br/>''Каменка''}}
|Original text={{right|{{datestyle|Париж|18 февр[аля]| 2 мар[та]|1883}}}}
Сегодня вечером я уже должен был уехать, но ночью поднялась вьюга, выпала невероятная масса снега, и нет никакого сомнения, что поезды или совсем не могут двигаться, или двигаются с остановками. Боясь застрять где-нибудь на станции, я решился ждать, пока не определится степень величины заносов. Уеду, когда узнаю, что путь расчищен. Вьюга продолжается до сих пор. Сейчас я ценою невероятного напряжения (я шёл по пояс в снегу) я добрался до рельсов. Они занесены снегом на несколько вершков. Если и завтра не будет перемены, буду телеграфировать в Москву, чтобы меня не ждали и вели репетиции без меня. К представлению же во всяком случае прибуду.
Толичка! Уж больше недели не пишешь ты, а мы с нетерпением ждём известий, ибо любопытно знать, что и как с Паней? Каков ребёнок? Какова кормилица и т. д. У нас ничего нового, за исключением присутствия при Тане Лиз[аветы] Мих[айловны]; каковое присутствие есть сущее благодеяние, ниспавшее на нас с неба. Нельзя себе представить человека более подходящего для должности компаньонки при Тане. Мы теперь гораздо покойнее и чередуемся с Модестом: один день я езжу к Тане, другой день он. Что касается лечения, то оно подвигается, т. е. дозы морфина постепенно уменьшаются, и Таня переносит это довольно хорошо. Весна медленно шаг за шагом приближается, — но она вообще не имеет здесь той прелести, как у нас, ибо наша сразу, каким-то волшебством появляется. Модест оказался самым отчаянным театралом; положительно, дня он не может провести без театра. Я очень рад этому, ибо действительно в Париже нельзя долго прожить той тихой, однообразной жизнью, какую мы вели в Италии. Здесь нужно развлекаться и рассеиваться, иначе очень скоро становится скучно. Магазины, бульвары, улицы, блеск, шум — всё это прелестно на 2 недели, не больше; потом все это делается банальным и перестаёт занимать, а с другой стороны и дома не сидится, приятно, когда слышишь грохот улицы. Итак, лучше всего театр; но я всё-таки чаще сижу дома, чем бываю в театре, ибо, к сожаленью, настолько стар, что театральная страсть значительно во мне потухла. Какой милый Пётр Иванович: на днях прислал мне ещё успокоительную телеграмму насчёт Алёши. Что-то мой бедненький солдатик поделывает?


Я прожил здесь 9 дней в самом грустно состоянии духа. Во 1-х, чем дальше, тем больше и острее я страдаю от отсутствия Алёши. Много, много было про лито слез. Письма его убийственно грустные; видно, что он очень страдает и тоскует, несмотря даже на то, что вследствие ''Фаниного'' вмешательства полковой командир обратил на него внимание и оказывает ему своё покровительство. Во 2-х, весь дом Левы и Саши в течение всех этих дней был лазаретом. Болен Лева упорным и мучительным ревматизмом; больна Таня, и очень серьёзно, хотя по временам она встаёт и бодрится: её преследуют головные боли и всякого рода нервные припадки. Болей Бобик: горловой болезнью н лихорадкой; Вера три дня лежала и только сегодня на положении выздоравливающей, и, наконец, Саша, хотя и здорова, но сильно утомлена и того и смотри сляжет {{*}}. Тем не менее у нас постоянные гости. Верушин вздыхатель ''Циглер'' почти безвыездно здесь. Он добрый и симпатичный малый, но... как-то жаль отдавать ему Веру. У Саши с Ник[олаем] Вас[ильевичем] произошла серьёзная ссора, и несколько дней сношения были вовсе прерваны. Третьего дня произошло примирение. Причина ссоры — роман Вари с гусаром ''Самбергом''. Ник[олай] Вас[ильевич] обвинил Сашу в очень грубой форме в ''стряпании'' чуть не в ''сводничестве''. Но, впрочем, обо всей этой стороне каменской жизни я предпочитаю рассказать тебе на словах. Очень сложно и запутанно.
Знаешь, Анатоша? Что лучше будет, если ты не возьмёшь для меня дачу заранее, ибо ещё Бог знает, как я справлюсь с деньгами. Во всяком случае, если не у себя, то у вас, но с вами поживу летом. Когда приеду, увидим, можно ли будет мне самостоятельно устроиться. Обязательное пребывание в Париже и то обстоятельство, что у Тани денег нет, а у Левы просить невозможно, изменило все мои финансовые расчёты, но это между нами, и, ради бога, Леве ни слова, если его увидишь. Прости, голубчик, что пишу мало. Нужно ехать к Тане.


Поездка за границу, вследствие того что ты остаёшься в Петербурге, отменена. Предполагают, что если Лева н Таня выздоровеют, то они на «Онегина» и «Орлеанскую деву» поедут в Москву и Петербург. Но все это очень условно и неопределённо.
|Translated text={{right|{{datestyle|[[Paris]]|18 February|2 March|1883}}}}
[[Tolichka]]! You haven't written in more than a week, but we're impatiently waiting for news, because we're curious to know how [[Panya]] is doing? What is the child like? Have you found a wet nurse, etc.? We haven't much news, except that [[Lizaveta Mikhayovna]] is here with [[Tanya]]; her presence is a true godsend that has fallen upon us from heaven. It's impossible to imagine a person more suited for the position of [[Tanya]]'s companion. We are far more at peace, and I'm taking it in turns with [[Modest]]; one day I visit [[Tanya]], the next he goes. As regards the treatment, it is coming along, i.e. the morphine doses are gradually decreasing, and [[Tanya]] is bearing it quite well. Spring is slowly approaching step by step, but it doesn't have the same charm here as it does with us, because ours appears immediately, as if by magic. [[Modest]] has turned out to be the most desperate theatregoer; he positively cannot spend a day without the theatre. I'm very glad about this, because it is actually impossible in [[Paris]] to live the quiet, monotonous life that we led in Italy for very long. You have to amuse and distract yourself here, otherwise it very quickly becomes tedious. The stores, boulevards, streets,  brilliance, noise — this is all charming for 2 weeks, no more; then it all becomes banal and ceases to be engaging, but on the other hand you cannot just sit at home; there's something pleasant about hearing the din of the street. So, the theatre is best of all; but I still sit at home more often than I go to the theatre, because, unfortunately, I'm so old that my theatrical passion has waned significantly. How nice is [[Pyotr Ivanovich]]; the other day he sent me another reassuring telegram about [[Alyosha]]. Has my poor little soldier been up to something?


Получил сегодня твоё письмо {{**}}. Бедный Модя! ты переживаешь теперь очень трудное время и как человек, связанный с таким мерзавцем, как Конради и как ''автор комедии''. Авторство приносит самые лучшие моменты земного счастия, — {{und2|но ценою больших неприятностей и многих страданий}}. Говорю это по опыту. Но никогда не следует падать духом, и все-таки писать, писать, писать. Ах, как бы хотелось узнать, что скажет ''Утин''? Может статься, что тут ты натолкнёшься на непонимание. Но, ради Бога, не смущайся. Что касается московских дел, то верь, что там все пойдёт хорошо.
Do you know what, [[Anatosha]]? It might be better if you didn't take the dacha for me in advance, because God knows how I'll manage with the money. In any case, if not at my place, then at yours, but I'll be living with you in the summer. When I come, we'll see if it's possible me for to settle somewhere on my own. Having been obliged to stay in [[Paris]], and the fact that [[Tanya]] has no money and it's impossible to ask [[Lev]], has changed all my financial calculations — but this is between us, and for God's sake don't say a word to [[Leva]] if you see him. Sorry, golubchik, for not writing much. I need to go to [[Tanya]].
 
Приедешь ли в Москву к 11? Если да, то телеграфируй мне в Консерваторию. Целую крепко тебя и Количку.
{{right|П. Чайковский}}
Р. S. Распечатываю письмо, чтобы предупредить тебя, что не нужно говорить Анне о предположении их ехать в Петербург. По всей вероятности, поездка не состоится. Таня сегодня промучилась невероятно от головной боли. Юрию вечером сделалось хуже, и я должен был по колено в снегу сбегать к Ром[aнy] Еф[имовичу] (который, в довершение неприятностей, ''болен'') спрашивать, что делать. Господи, как всё это грустно! Но есть хорошие весточки о Трубецком. Верушино дело с Циглером почти слажено. Тыне можешь себе представить, как она мила и прелестна в своих оригинальных отношениях к Циглеру. Но все это требует изустного рассказа. Но Таня! есть минуты. когда я её страшно люблю, — но есть другие, когда я почти ненавижу её. Она разливает кругом себя какой-то яд, отравляющий всё и всех. Пока она не выйдет замуж, не будет ничего хорошего в этом доме. И жалкая и чудная девочка, — но, вместе с тем, и невыносимая по своей неспособности удовлетворяться настоящим. Kонечно, она не виновата в этом, — но иногда досадно страшно!
 
''Диму выгнали от Поливанова''.
{{right|П. Чайковский}}
------
{{*}} Забыл упомянуть, что в ночь с 28 на 29 у Юрия бы {{und2|круп}}! Теперь он вне опасности. Но что я пережил в эту ночь: Захватили вовремя.
 
{{**}} Подробности узнаешь от Саща.
 
|Translated text={{right|''2 January'' 1881<br/>''[[Kamenka]]''}}
I ought to have left already this evening, but overnight a blizzard rose up, an incredible amount of snow fell, and there's no question whatsoever that the trains either can't move at all, or have to keep stopping. For fear of becoming stuck somewhere by the station, I decided to wait until I could determine the extent of the drifts. I'll leave when I know the way has been cleared. The blizzard is still going on now. Just now, at the cost of incredible exertion (I was walking waist-deep in snow), I reached the tracks. They are covered in snow several vershoks deep. If there's no change tomorrow, I'll telegraph [[Moscow]] so that they don't wait for me, and can carry on the rehearsals without me. In any case, I'll be there for the performance.
 
I've lived here for 9 days in the most miserable state of mind. Firstly, the further I go, the more and more acutely I suffer from [[Alyosha]]'s absence. Many, many tears have been shed. His letters are mortifyingly sad; it's clear that he's miserable and suffering a great deal, despite the fact that, as a result of ''Fanya''{{'}}s intervention, the regimental commander pays attention to him, and offers him his patronage. Secondly, [[Lev]] and [[Sasha]]'s entire house has been an infirmary these last few days. [[Lev]] is afflicted by persistent and painful rheumatism; [[Tanya]] is ill, and very seriously so, although from time to time she rises and brightens up; she is plagued by headaches and all sorts of nervous attacks. [[Bobik]] is poorly with a sore throat and fever; [[Vera]] has been laid up for three days, and only today is starting to convalesce, and finally, [[Sasha]], although well, is very tired and looks as though she's coming down with something {{*}}. Nevertheless, we regularly have guests. [[Verusha]]'s admirer ''Ziegler'' hardly ever leaves here. He's a good and sympathetic man, but ... it's a bit of a shame let him have [[Vera]]. [[Sasha]] and [[Nikolay Peresleni|Nikolay Vasilyevich]] had a serious row, and for several days relations were completely severed. Two days ago they reconciled. The reason for the quarrel was Varya's affair with the hussar ''Samberg''. Nikolay Vasilyevich accused [[Sasha]] in a very rude manner of ''stoking'' this, if not ''pandering'' to it. But anyway, I'd rather tell you about this whole side of life at [[Kamenka]] verbally. It's very complicated and confusing.
 
The trip abroad is off, as a result of the fact that you're staying in [[Petersburg]]. I presume that if [[Lev]] and [[Tanya]] recover, they'll go to see "[[Onegin]]" and "[[The Maid of Orleans]]" in [[Moscow]] and [[Petersburg]]. But all this is very conditional and uncertain.
 
I received your letter today {{**}}. Poor [[Modya]]! You're now going through a very difficult time, both as a person involved with such a scoundrel as Konradi, and as an ''author of comedy''. Authorship brings the best moments of earthly happiness, — {{und2|but at the cost of great unpleasantness and much suffering}}. I say this from experience. But you should never lose heart, write, write, and write, all the same. Oh, how I'd like to know what ''Utin'' will say? It may happen that you will encounter misunderstandings. But for God's sake, don't be embarrassed. As regards affairs in [[Moscow]], have faith that everything will go well there.
 
Will you be arriving in [[Moscow]] at 11? If so, then telegraph me at the Conservatory. I kiss you and [[Nikolay Konradi|Kolichka]] hard.
{{right|P. Tchaikovsky}}
P.S. I'm unsealing the letter to warn you that you don't need to tell [[Anna]] about their proposal to go to [[Petersburg]]. In all likelihood the trip won't happen. Today [[Tanya]] suffered from an incredible headache. [[Yury]] became worse in the evening, and I had to run knee-deep in the snow to Roman Yefimovich (who, to top it all, was ''ill'') to ask what to do. Lord, how sad all this is! But there is good news about Trubetskoy. [[Verusha]]'s affair with Ziegler is almost harmonious. You can't imagine how sweet and charming she is in her unique relationship with Ziegler. But all this requires a verbal description. But as for [[Tanya]]! There are moments when I love her terribly, — but there are others when I almost hate her. She emits some sort of venom, poisoning everything and everyone around her. Until she's married, nothing good will happen in this house. A pitiful and wonderful girl — but, at the same time, unbearable with her inability to be satisfied with the present. Of course it's not her fault — but sometimes it's awfully irritating.
 
''Dima has been expelled from Polinvanov's''.
{{right|P. Tchaikovsky}}
------
{{*}} I forgot to mention that on the night of the 28th and 29th, [[Yury]] had {{und2|croup}}! He's now out of danger. But what I experienced that night. I just caught it in time.
 
{{**}} You'll find out the details from [[Sasha]].
}}
}}

Revision as of 17:49, 2 March 2024

Date 18 February/2 March 1883
Addressed to Anatoly Tchaikovsky
Where written Paris
Language Russian
Autograph Location unknown
Publication П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 66
Notes Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Russian text
(original) 		English translation
By Brett Langston
Париж  18 февр[аля]
2 мар[та] 		 1883

Толичка! Уж больше недели не пишешь ты, а мы с нетерпением ждём известий, ибо любопытно знать, что и как с Паней? Каков ребёнок? Какова кормилица и т. д. У нас ничего нового, за исключением присутствия при Тане Лиз[аветы] Мих[айловны]; каковое присутствие есть сущее благодеяние, ниспавшее на нас с неба. Нельзя себе представить человека более подходящего для должности компаньонки при Тане. Мы теперь гораздо покойнее и чередуемся с Модестом: один день я езжу к Тане, другой день он. Что касается лечения, то оно подвигается, т. е. дозы морфина постепенно уменьшаются, и Таня переносит это довольно хорошо. Весна медленно шаг за шагом приближается, — но она вообще не имеет здесь той прелести, как у нас, ибо наша сразу, каким-то волшебством появляется. Модест оказался самым отчаянным театралом; положительно, дня он не может провести без театра. Я очень рад этому, ибо действительно в Париже нельзя долго прожить той тихой, однообразной жизнью, какую мы вели в Италии. Здесь нужно развлекаться и рассеиваться, иначе очень скоро становится скучно. Магазины, бульвары, улицы, блеск, шум — всё это прелестно на 2 недели, не больше; потом все это делается банальным и перестаёт занимать, а с другой стороны и дома не сидится, приятно, когда слышишь грохот улицы. Итак, лучше всего театр; но я всё-таки чаще сижу дома, чем бываю в театре, ибо, к сожаленью, настолько стар, что театральная страсть значительно во мне потухла. Какой милый Пётр Иванович: на днях прислал мне ещё успокоительную телеграмму насчёт Алёши. Что-то мой бедненький солдатик поделывает?

Знаешь, Анатоша? Что лучше будет, если ты не возьмёшь для меня дачу заранее, ибо ещё Бог знает, как я справлюсь с деньгами. Во всяком случае, если не у себя, то у вас, но с вами поживу летом. Когда приеду, увидим, можно ли будет мне самостоятельно устроиться. Обязательное пребывание в Париже и то обстоятельство, что у Тани денег нет, а у Левы просить невозможно, изменило все мои финансовые расчёты, но это между нами, и, ради бога, Леве ни слова, если его увидишь. Прости, голубчик, что пишу мало. Нужно ехать к Тане.

Paris  18 February
2 March 		 1883

Tolichka! You haven't written in more than a week, but we're impatiently waiting for news, because we're curious to know how Panya is doing? What is the child like? Have you found a wet nurse, etc.? We haven't much news, except that Lizaveta Mikhayovna is here with Tanya; her presence is a true godsend that has fallen upon us from heaven. It's impossible to imagine a person more suited for the position of Tanya's companion. We are far more at peace, and I'm taking it in turns with Modest; one day I visit Tanya, the next he goes. As regards the treatment, it is coming along, i.e. the morphine doses are gradually decreasing, and Tanya is bearing it quite well. Spring is slowly approaching step by step, but it doesn't have the same charm here as it does with us, because ours appears immediately, as if by magic. Modest has turned out to be the most desperate theatregoer; he positively cannot spend a day without the theatre. I'm very glad about this, because it is actually impossible in Paris to live the quiet, monotonous life that we led in Italy for very long. You have to amuse and distract yourself here, otherwise it very quickly becomes tedious. The stores, boulevards, streets, brilliance, noise — this is all charming for 2 weeks, no more; then it all becomes banal and ceases to be engaging, but on the other hand you cannot just sit at home; there's something pleasant about hearing the din of the street. So, the theatre is best of all; but I still sit at home more often than I go to the theatre, because, unfortunately, I'm so old that my theatrical passion has waned significantly. How nice is Pyotr Ivanovich; the other day he sent me another reassuring telegram about Alyosha. Has my poor little soldier been up to something?

Do you know what, Anatosha? It might be better if you didn't take the dacha for me in advance, because God knows how I'll manage with the money. In any case, if not at my place, then at yours, but I'll be living with you in the summer. When I come, we'll see if it's possible me for to settle somewhere on my own. Having been obliged to stay in Paris, and the fact that Tanya has no money and it's impossible to ask Lev, has changed all my financial calculations — but this is between us, and for God's sake don't say a word to Leva if you see him. Sorry, golubchik, for not writing much. I need to go to Tanya.

Retrieved from ‘https://en.tchaikovsky-research.net/index.php?title=Letter_1661&oldid=65742’