Letter 536 and Letter 1789: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
m (1 revision imported)
 
No edit summary
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead  
{{letterhead
|Date=12/24 January 1877
|Date=20 June/2 July 1881
|To=[[Anatoly Tchaikovsky]]  
|To=[[Nadezhda von Meck]]
|Place=[[Moscow]]  
|Place=[[Kamenka]]
|Language=Russian  
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 1106)  
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 729)
|Publication={{bib|1900/35|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 1}} (1900), p. 517 (abridged)<br/>{{bib|1940/210|П. И. Чайковский. Письма к родным ; том 1}} (1940), p. 273–274 (abridged)<br/>{{bib|1955/37|П. И. Чайковский. Письма к близким}} (1955), p. 117 (abridged)<br/>{{bib|1961/38|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том VI}} (1961), p. 109 (abridged)<br/>{{bib|1981/81| Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography}} (1981), p. 115 (English translation; abridged)<br/>{{bibx|1995/123| П. И. Чайковский. Забытое и новое}} (1995), p. 122<br/>{{bibx|2009/2|Неизвестный Чайковский}} (2009), p. 224–225
|Publication={{bib|1935/56|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 2}} (1935), p. 523–524<br/>{{bib|1966/44|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том X}} (1966), p. 147–148
}}
}}
==Text and Translation==
==Text==
{{Lettertext
{{Lettertext
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=Alexander Poznansky
|Translator=
|Original text={{right|''12 янв[аря]'' 1877 г[ода]}}
|Original text={{right|''20 июня 1881 г[ода]''}}
{{centre|Милый Толя}}
{{centre|Милый, дорогой друг!}}
Сегодня утром получил твоё письмо. Оно меня очень расстроило. С чего ты вздумал хандрить? В самом деле, это мне непонятно. Женщины в тебя влюбляются, служба тебе улыбается, всё, кто тебя знает, тебя любят! Одного разве нет — денег! Неужели они единственная причина твоего мрачного состояния духа? Но ведь если это так, то мне остаётся топиться, ибо более запутанных дел, чем мои, трудно себе представить. Вообще, Толя, очень бы мне хотелось с тобой повидаться. Не найдёшь ли ты возможным на масленице приехать на целую неделю ко мне. Может быть, ввиду Папашиной болезни и старости следовало бы мне искать всякого случая ездить в Петербург. Но после «Вакулы» эта столица уж слишком стала мне противна, и ты заранее можешь предвидеть, что в Петербурге я гораздо меньше буду с тобой, чем в Москве. Разумеется, жизнь в Москве тебе не будет стоить ни копейки. Жду твоего ответа. Если ты предпочтёшь приехать не на масленице, а раньше, — то ещё лучше. Я очень, очень хотел бы тебя видеть.
Я надеюсь, что 23-го, во вторник, сестра моя выедет за границу в сопровождении Льва Васильевича, который, проводив её до Жмеринки, отправится в Браилов. Племяннице Тане лучше. У неё образовались на боку (там, где происходят спрыскивания морфина, и вследствие этого ужасного яда) два нарыва, которые пришлось разрезать. Зато она теперь имеет такой бодрый и свежий вид, какого давно не имела. Сестра тоже чувствует себя лучше, и, Бог даст, отъезд её за границу наконец осуществится.
 
Про себя не имею сказать решительно ничего ни дурного, ни хорошего. Живу помаленьку, очень мало работаю, не испытываю никаких творческих вожделений, скорее, даже борюсь с некоторым отвращением от всяких занятий и если немножко занимаюсь церковными переложениями, то без Всякого удовольствия. Давно я не находился в таком странном состоянии апатии. Чувствую, что мне нужно будет непременно уехать отсюда хоть на время, а между тем, по правде сказать, и ехать не хочется. Куда я мог бы отправиться для возбуждения потухшего творческого огня? Конечно, если б можно было очутиться в Симаках, ''но с прежней обстановкой'', я бы воскрес духом. Увы! Несмотря на Ваше приглашение, — я туда не могу отправиться. Без Алёши это будет для меня только повод от апатии перейти к тоске о невозвратности прошлого, я бы только ежедневно наводил на Вас уныние своими письмами, в коих неминуемо стал бы изливать грустные ощущения. По всей вероятности, я ограничусь поездкой в Москву, где мне хочется повидаться с братом, с Алёшей и переговорить о некоторых делах с Юргенсоном.
 
Милый друг! Напишите мне, пожалуйста, при случае: 1) Какова теперь Милочка? Очень ли она изменилась? Совсем ли утратила уже свою детскую прелесть и сделалась барышней, или все ещё утешает Вас своими прелестными детскими выходками? 2) Что делает Влад[ислав] Альберт[ович] и что превозмогло: музыка или живопись? 3) Как здоровье Саши? Разумеется, желательно было бы, чтобы Вы не утруждали себя пространным ответом. Я совершенно буду доволен, если получу от Вас хотя бы один маленький листочек!


К Гламше я не пойду, покамест она меня не позовёт. Я с ней виделся не раз и был очень внимателен. Она очень хорошенькая женщина, но увы, это для меня ничего не стоит и я, признаться, буду очень рад, если можно будет обойтись без посещений её. Кстати, дела набралось множество, и кроме дела я день и ночь занят мыслью о поездке в Париж в марте с целью дать там ''концерт'' что мне советуют все и здесь и из Парижа. Для этого концерта нужно ни мало, ни много — 2&nbsp;000 рублей! А где их взять? Тем не менее, все распоряжения уже сделаны; а если денег не достану — отменю. Колебаться же и выжидать нельзя. Прошу тебя, кроме Модеста, никому об этом пока не говорить. Приезжай, милый Толя!
Будьте здоровы, бесценный друг!
{{right|Твой, П. Чайковский}}


|Translated text={{right|''12 January'' 1877}}
Бесконечно Вас любящий,
{{centre|Dear [[Tolya]]}}
{{right|П. Чайковский}}
I recived your letter this morning. It was very upsetting. Why, suddenly, this unhappy tone? I really don't understand it. Woman fall in love with you, your career smiles at you, and everyone who knows you loves you! The only thing missing is money! Can this really be the only reason for your dark mood? If so, I'll just have to drown myself, because it's hard to imagine that anyone's affairs could be more convoluted than my own. The thing is, [[Tolya]], I should very much like to see you. Could you possibly manage to come here for a whole week during Shrovetide? Perhaps due of [[Papa]]'s age and poor health I should seek every opportunity to go to [[Petersburg]]. But after "[[Vakula]]", the capital has become too obnoxious to me, and as you might anticipate, in [[Petersburg]] I'll see far less of you than in [[Moscow]]. Naturally, living in [[Moscow]] won't cost you a kopek. I'll await your answer. If you prefer to come not for Shrovetide, but earlier, then even better. I do want to see you very very much.


I won't be going to see Glamsha, unless she asks me. I've seen her a several times and have been very attentive. She's a very pretty woman, but alas, that means nothing to me, and, to be honest, I would be very pleased if I didn't have to visit her. Incidentally, I have an increasing pile of matters to attend to, besides which I'm preoccupied night and day with the thought of going to [[Paris]] in March to give a ''concert'', something which everybody here and in [[Paris]] is advising me to do. For this concert I'm going to need no more or and no less than — 2,000 rubles! But from where? In any case, all the arrangements have been made, and will have to be cancelled if I can't find the money. I can't put it off much longer. Please don't say anything to anyone about this for now, except [[Modest]]. Do come, dear [[Tolya]]!
|Translated text=
{{right|Yours, P. Tchaikovsky}}
}}
}}
{{DEFAULTSORT:Letter 0536}}

Revision as of 23:17, 19 January 2020

Date 20 June/2 July 1881
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 729)
Publication П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 2 (1935), p. 523–524
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 147–148

Text

Russian text
(original)
20 июня 1881 г[ода]

Милый, дорогой друг!

Я надеюсь, что 23-го, во вторник, сестра моя выедет за границу в сопровождении Льва Васильевича, который, проводив её до Жмеринки, отправится в Браилов. Племяннице Тане лучше. У неё образовались на боку (там, где происходят спрыскивания морфина, и вследствие этого ужасного яда) два нарыва, которые пришлось разрезать. Зато она теперь имеет такой бодрый и свежий вид, какого давно не имела. Сестра тоже чувствует себя лучше, и, Бог даст, отъезд её за границу наконец осуществится.

Про себя не имею сказать решительно ничего ни дурного, ни хорошего. Живу помаленьку, очень мало работаю, не испытываю никаких творческих вожделений, скорее, даже борюсь с некоторым отвращением от всяких занятий и если немножко занимаюсь церковными переложениями, — то без Всякого удовольствия. Давно я не находился в таком странном состоянии апатии. Чувствую, что мне нужно будет непременно уехать отсюда хоть на время, а между тем, по правде сказать, и ехать не хочется. Куда я мог бы отправиться для возбуждения потухшего творческого огня? Конечно, если б можно было очутиться в Симаках, но с прежней обстановкой, я бы воскрес духом. Увы! Несмотря на Ваше приглашение, — я туда не могу отправиться. Без Алёши это будет для меня только повод от апатии перейти к тоске о невозвратности прошлого, я бы только ежедневно наводил на Вас уныние своими письмами, в коих неминуемо стал бы изливать грустные ощущения. По всей вероятности, я ограничусь поездкой в Москву, где мне хочется повидаться с братом, с Алёшей и переговорить о некоторых делах с Юргенсоном.

Милый друг! Напишите мне, пожалуйста, при случае: 1) Какова теперь Милочка? Очень ли она изменилась? Совсем ли утратила уже свою детскую прелесть и сделалась барышней, или все ещё утешает Вас своими прелестными детскими выходками? 2) Что делает Влад[ислав] Альберт[ович] и что превозмогло: музыка или живопись? 3) Как здоровье Саши? Разумеется, желательно было бы, чтобы Вы не утруждали себя пространным ответом. Я совершенно буду доволен, если получу от Вас хотя бы один маленький листочек!

Будьте здоровы, бесценный друг!

Бесконечно Вас любящий,

П. Чайковский