Letter 2356 and Letter 1760: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
m (1 revision imported)
 
No edit summary
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead
{{letterhead
|Date=28 September/10 October–30 September/12 October 1883
|Date=19/31 May 1881
|To=[[Nadezhda von Meck]]
|To=[[Anatoly Tchaikovsky]]
|Place=[[Verbovka]]
|Place=[[Kamenka]]
|Language=Russian
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 863)
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 1352)
|Publication={{bib|1901/24|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 2}} (1901), p. 605–607 (abridged)<br/>{{bib|1936/25|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 3}} (1936), p. 226–228<br/>{{bib|1970/86|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XII}} (1970), p. 245–247
|Publication={{bib|1966/44|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том X}} (1966), p. 115
}}
}}
==Text==
==Text==
Line 11: Line 11:
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=
|Translator=
|Original text={{right|''28 сент[ября]''<br/>''Вербовка''}}
|Original text={{right|''Каменка''<br/>19 мая}}
{{centre|Милый, дорогой друг!}}
{{centre|Милый Анатоша!}}
Большую пустоту оставил здесь по себе Коля. Анна имеет сегодня весьма грустный вид, и весь дом как-то приуныл после весёлых дней, которые Коля украсил своим присутствием. Да и нашу взбалмошную, оригинальную, но, в сущности, всё-таки добрую Тасю жаль. Если помните, милый друг, я писал Вам в прошлом году, что считаю для Таси не только нужным, но и необходимым быть несколько времени вне дома. Но ту жалость, которую она в Вас возбуждала, и я тоже испытываю. Натура её такова, что ей трудно сродниться с институтской обстановкой, и я заранее знаю, что она опять будет жестоко тосковать в первое время.
Мне чрезвычайно неприятно было получить твоё вчерашнее письмо, в коем ты пишешь о своих денежных делах. Тщетно ломаю себе голову, как бы тебе дать нужные в эту минуту деньги, — но придумать ничего не могу. Правда, я. получу в начале июня деньги от Н[адежды] Ф[иларетовны], но, во 1-х, если она пришлёт за 2 месяца, т. е. 1000 р[ублей], то придётся большую часть отдать Коле, а меньшую Юргенсону, у которого я взял 850 р[ублей] не в счёт своих будущих трудов, а с тем, чтобы из денег Н[адежды] Ф[иларетовны] выплатить чистыми деньгами, а во 2-х, если она пришлёт за 4 месяца, т. е. 2 тысячи, то нужно всё отдать Коле и всё Юргенсону, после чего у меня останется 150, из коих ещё нужно раздать по мелочам очень многое. Постараюсь, однако же, у одного из двух кредиторов что-нибудь оттянуть и прислать тебе, но только ведь это случится не ранее первых чисел июня, и потому потерпи. Я хочу прожить в Каменке как можно дольше, хотя бы даже целый год, чтобы накопить. Надоело вечно жить вперёд, занимать, занимать и занимать. Но только, увы, и Н[адежда] Ф[иларетовна] перестала быть для меня прочной и непоколебимой опорой. По-видимому, дело клонится к совершенному её разорению.


Скажу, Вам откровенно, дорогая моя, что хотя я не только люблю слушать некоторые оперы, но и сам их пишу, — однако ж Ваш взгляд на несостоятельность театральной музыки, по-видимому, несколько парадоксальный, — мне нравится. Точно так же, как Вы, смотрит на оперу ''Лев Толстой'', который очень советовал мне бросить погоню за театральными успехами, а в «''Войне и мире''» он заставляет свою героиню недоумевать и страдать от фальшивой условности оперного действия. Человек, подобно Вам, живущий вне общества и вследствие того отрешившийся от всякой ''условности'', или, подобно Толстому, проведший долгие годы безвыездно в деревне, занимаясь исключительно делами семейными, литературой и школьным делом, — должен живее другого чувствовать всю фальшивость и лживость оперной формы. Да и я, когда пишу оперу, чувствую себя стеснённым и несвободным, и мне кажется, что, в самом деле, не напишу, более никогда оперы. Тем не менее, нужно признать, что многие первостепенные музыкальные красоты принадлежат драматическому роду музыки, и авторы их были вдохновлены именно драматическими мотивами. Если бы не было вовсе оперы, — то не было бы «Дон Жуана», «Свадьбы Фигаро», «Руслана» и т. д. Конечно, с точки зрения простого здравого смысла бессмысленно и глупо заставлять людей, действующих на сцене, которая должна отражать действительность, не ''говорить, а петь''. Но к этому абсурду люди привыкли и, слушая секстет [из] «Дон Жуана», я уж не думаю о том, что происходит нечто, нарушающее требование художественной правды, а просто наслаждаюсь красотами музыки и удивляюсь поразительному искусству, с которым Моцарт сумел каждой из ''шести'' партий секстета дать особый характер, оттенить резкими красками каждое действующее лицо так, что, забыв отсутствие ''правды'' в самой сущности дела, я поражён глубиной ''условной'' правды, и восхищение заставляет умолкнуть мой рассудок.
До свиданья, целую тебя. Это письмо деловое. Послезавтра буду писать обычное.
 
{{right|Твой П. Чайковский}}
Вы говорите, милый друг, что в «''Евгении Онегине''» мои музыкальные узоры лучше канвы, по которой они вышиты. Я же скажу Вам, что если моя музыка к «''Евгению Онегину''» имеет достоинства теплоты и поэтичности, то это потому, что моё чувство было согрето прелестью сюжета. Вообще мне кажется, что, признавая за текстом Пушкина только красоту стиха, Вы несправедливы. ''Татьяна'' не только провинциальная барышня, влюбившаяся в столичного франта. Она полная чистой женственной красоты девическая душа, ещё не тронутая прикосновением к действительной жизни; это мечтательная натура, ищущая смутно идеала и страстно гоняющаяся за ним. Не видя ничего подходящего к идеалу, она остаётся неудовлетворенной, но покойной. Но стоило появиться лицу, по внешности отличающемуся от среды пошло провинциальной, — она вообразила, что это идеал, и страсть охватила её до самозабвения. Пушкин превосходно, гениально изобразил мощь этой девической любви, и я с самых ранних лет моих всегда бывал потрясён до глубины души глубокою поэтичностью ''Татьяны'' после появления Онегина. Итак, если я горел огнём вдохновения, когда писал сцену письма, — то зажёг этот огонь Пушкин, и откровенно Вам скажу, вовсе не из напускной скромности, а вполне сознательно, что если моя музыка заключает в себе хотя десятую долю той красоты, которая в самом сюжете, — то я очень горжусь и доволен этим. В сцене поединка я тоже усматриваю нечто гораздо большее того, что Вы пишете. Разве не глубоко драматична и не трогательна смерть богато одарённого юноши из-за рокового столкновения с требованиями светского взгляда на ''честь''? Разве нет драматического положения в том, что скучающий столичный лев от ''скуки'', от мелочного раздражения, помимо воли, вследствие рокового стечения обстоятельств, — отнимает жизнь у юноши, которого он, в сущности, любит! Всё это, если хотите, очень просто, даже обыденно, — но простота и обыденность не исключают ни поэзии, ни драмы.
------
{{right|''30 сентября''}}
Я остался в Вербовке на несколько дней один. Все наши переехали сегодня в Каменку, но так как моё помещение переделывалось, и до сих пор не готово, — то пришлось остаться на несколько [дней]. Впрочем, мне очень хорошо в моем одиночестве, которое от времени до времени я не только люблю, но нуждаюсь в нем.
 
Я, конечно, не ожидаю от Вас, дорогая моя, писем с дороги и даже прошу Вас не утруждать себя ими до тех пор, пока совсем не устроитесь на зиму, — но мне хотелось бы знать подробно, что Вы предпримете после Вены и куда мне писать Вам. Я буду благодарен Влад[иславу] Альберт[овичу], если он меня о том уведомит.  
 
Беспредельно преданный и любящий Вас,
{{right|П. Чайковский}}


|Translated text=
|Translated text=
}}
}}

Revision as of 14:15, 2 April 2020

Date 19/31 May 1881
Addressed to Anatoly Tchaikovsky
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1352)
Publication П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 115

Text

Russian text
(original)
Каменка
19 мая

Милый Анатоша!

Мне чрезвычайно неприятно было получить твоё вчерашнее письмо, в коем ты пишешь о своих денежных делах. Тщетно ломаю себе голову, как бы тебе дать нужные в эту минуту деньги, — но придумать ничего не могу. Правда, я. получу в начале июня деньги от Н[адежды] Ф[иларетовны], но, во 1-х, если она пришлёт за 2 месяца, т. е. 1000 р[ублей], то придётся большую часть отдать Коле, а меньшую Юргенсону, у которого я взял 850 р[ублей] не в счёт своих будущих трудов, а с тем, чтобы из денег Н[адежды] Ф[иларетовны] выплатить чистыми деньгами, а во 2-х, если она пришлёт за 4 месяца, т. е. 2 тысячи, то нужно всё отдать Коле и всё Юргенсону, после чего у меня останется 150, из коих ещё нужно раздать по мелочам очень многое. Постараюсь, однако же, у одного из двух кредиторов что-нибудь оттянуть и прислать тебе, но только ведь это случится не ранее первых чисел июня, и потому потерпи. Я хочу прожить в Каменке как можно дольше, хотя бы даже целый год, чтобы накопить. Надоело вечно жить вперёд, занимать, занимать и занимать. Но только, увы, и Н[адежда] Ф[иларетовна] перестала быть для меня прочной и непоколебимой опорой. По-видимому, дело клонится к совершенному её разорению.

До свиданья, целую тебя. Это письмо деловое. Послезавтра буду писать обычное.

Твой П. Чайковский
Retrieved from ‘https://en.tchaikovsky-research.net/index.php?title=Letter_2356&oldid=49781’