Letter 1665 and Letter 3064: Difference between pages
m (1 revision imported) |
m (1 revision imported) |
||
| Line 1: | Line 1: | ||
{{letterhead | {{letterhead | ||
|Date=12 | |Date=30 September/12 October 1886 | ||
|To=[[ | |To=[[Yuliya Shpazhinskaya]] | ||
|Place=[[ | |Place=[[Maydanovo]] | ||
|Language=Russian | |Language=Russian | ||
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. | |Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 2069) | ||
|Publication={{ | |Publication={{bibx|1951/53|П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма}} (1951), p. 302 ("29 September")<br/>{{bib|1971/89|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XIII}} (1971), p. 468–469 | ||
|Notes=Original incorrectly dated "29 September" | |||
}} | }} | ||
==Text== | ==Text== | ||
| Line 11: | Line 12: | ||
|Language=Russian | |Language=Russian | ||
|Translator= | |Translator= | ||
|Original text={{right|'' | |Original text={{right|''{{sic|29|30}} сент[ября] 1886 г[ода]''<br/>''с[ело] Майданово''}} | ||
{{centre|Добрейшая и многоуважаемая<br/>Юлия Петровна!}} | |||
Сейчас вернулся из новой поездки в Москву и нахожу письмо Ваше от 23 сент[ября]. Надеюсь, что Вы получили моё предыдущее письмо, адресованное ещё по-старому. Долго не писал Вам до этого предыдущего письма оттого, что затруднялся по поводу одной приписки Вашей — помните? | |||
Вообще, если когда-нибудь мои и Ваши письма попадутся в руки какого-нибудь любопытного нашего потомка, он будет, вероятно, изумляться небрежности, нелитературности моих писем сравнительно с Вашими. Как Вы хорошо пишете! Ещё и ещё раз повторяю, что у Вас настоящий литературный талант. Да, кстати, простите раз навсегда, добрейшая Юлия Петровна, что я всегда пишу кое-как. Моя переписка так громадна, что я не успеваю писать обдуманно и так, чтобы, независимо от сущности письма, оно было приятно для чтения. | |||
Я принялся очень усердно за инструментовку «''Чародейки''». К сожалению, слишком часто приходится ездить в Москву. Сегодня вернулся, а в субботу 4-го числа опять придётся ехать по консерваторским делам. Был я вчера в Коршевском театре. Давали прелестную старинную комедию ''Загоскина'' «''Благородный театр''». Когда-то я неоднократно видел эту пиэсу, исполненною в Малом театре, в самое блестящее его время. Боже мой, как несравненно хороши были тогдашние актёры. Несмотря на то, что у Корша играют отличные артисты: Киселевский, Давыдов и т. п. смешно сравнивать исполнение загоскинской комедии вчерашнее с тогдашним. Отчего это не являются новые таланты на наших драматических театрах! Однако ж в общем все же театр Корша мне более нравится, чем Малый театр. В опере (про которую не знаю вообще, писать ли Вам, ибо боюсь вызвать в Вас огорчение и сожаление о прошлом) дела идут далеко не так хорошо, как бы можно было ожидать по стремлениям к кипучей деятельности, выражаемым оперными заправилами в начале сезона. До сих пор ещё не принимаются за «''Корделию''», и я уверен, что она не пройдёт раньше конца ноября. «''Черевички''» же дадутся, вот увидите, в самом конце сезона. ''Майков'' мне в высшей степени антипатичен: это какой-то подьячий, — а не директор художественного учреждения. ''Чаёв'', напротив, показался мне очень мягким, милым, преисполненным лучших намерений человеком. Но мне как-то жаль его! Я убеждён, что он не в состоянии будет бороться с дрязгами и мелкими неприятностями, которые ему неизбежно придётся вытерпливать. Да признаться, я и не понимаю, какая охота была кабинетному труженику, безмятежно влачившему скромную, архивную жизнь в своей Оружейной палате, — перейти на поприще театрального деятеля. | |||
Всё, что Вы мне пишете о пребывании И[пполитаl В[асильевича] в Севастополе и о чувствах, вызванных его участливым отношением как в Вас, так и в близких Ваших, мне чрезвычайно отрадно было прочесть. Я, впрочем, всегда думал, и теперь больше, чем когда-либо, что в глубине души он не может не быть крепко привязан к семье своей. | |||
Отчего Вы боитесь, добрейшая Юлия Петровна. Ведь Вы рядом с гимназией? Разве в Севастополе часто случаются какие-либо грабежи, взламывания и т. д. Будучи сам жестоким трусом, я лучше чем кто-либо понимаю невыразимую жуткость неопределённых страхов. Но я должен Вам сказать, что ни когда не боялся и не боюсь злодеев, грабителей и т. д., а имею непостижимую странность и слабость бояться «''привидений''», которых, впрочем, никогда не видел. Когда-нибудь я Вам расскажу, как мне приходилось страдать и мучиться от невозможности побороть в себе этот дикий и глупый страх. Не взять ли Вам в услужение какого-нибудь здоровенного мужика? Ведь Ваш страх есть тоже явление скорее патологическое, как и мои. Думаю, что он пройдёт, когда Ваши нервы поуспокоятся и когда вообще Вы будете здоровее. А до тех пор следует принять меры. Мне кажется, что присутствие сильного мужчины в Вашем доме благотворно бы подействовало на Ваши страхи. | |||
{{right|П. Чайковский}} | |||
Ну будьте здоровы, многоуважаемая Юлия Петровна! Как, я буду рад, когда Вы в самом деле займётесь делом, к которому, по-моему, Вы имеете очень выдающийся, по-моему, талант! | |||
Тысячу приветствий Софье Михайловне и детям Вашим. Не хотите ли иметь мой парижский портрет? Посылаю Вам на всякий случай, а Вас очень, очень прошу прислать мне Ваши и остальных близких Ваших. | |||
{{right|Ваш П. Чайковский}} | |||
|Translated text= | |Translated text= | ||
}} | }} | ||
Latest revision as of 22:31, 14 July 2022
| Date | 30 September/12 October 1886 |
|---|---|
| Addressed to | Yuliya Shpazhinskaya |
| Where written | Maydanovo |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2069) |
| Publication | П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 302 ("29 September") П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 468–469 |
| Notes | Original incorrectly dated "29 September" |
Text
| Russian text (original) |
29 сент[ября] 1886 г[ода] с[ело] Майданово Добрейшая и многоуважаемая
Юлия Петровна! Сейчас вернулся из новой поездки в Москву и нахожу письмо Ваше от 23 сент[ября]. Надеюсь, что Вы получили моё предыдущее письмо, адресованное ещё по-старому. Долго не писал Вам до этого предыдущего письма оттого, что затруднялся по поводу одной приписки Вашей — помните? Вообще, если когда-нибудь мои и Ваши письма попадутся в руки какого-нибудь любопытного нашего потомка, он будет, вероятно, изумляться небрежности, нелитературности моих писем сравнительно с Вашими. Как Вы хорошо пишете! Ещё и ещё раз повторяю, что у Вас настоящий литературный талант. Да, кстати, простите раз навсегда, добрейшая Юлия Петровна, что я всегда пишу кое-как. Моя переписка так громадна, что я не успеваю писать обдуманно и так, чтобы, независимо от сущности письма, оно было приятно для чтения. Я принялся очень усердно за инструментовку «Чародейки». К сожалению, слишком часто приходится ездить в Москву. Сегодня вернулся, а в субботу 4-го числа опять придётся ехать по консерваторским делам. Был я вчера в Коршевском театре. Давали прелестную старинную комедию Загоскина «Благородный театр». Когда-то я неоднократно видел эту пиэсу, исполненною в Малом театре, в самое блестящее его время. Боже мой, как несравненно хороши были тогдашние актёры. Несмотря на то, что у Корша играют отличные артисты: Киселевский, Давыдов и т. п. смешно сравнивать исполнение загоскинской комедии вчерашнее с тогдашним. Отчего это не являются новые таланты на наших драматических театрах! Однако ж в общем все же театр Корша мне более нравится, чем Малый театр. В опере (про которую не знаю вообще, писать ли Вам, ибо боюсь вызвать в Вас огорчение и сожаление о прошлом) дела идут далеко не так хорошо, как бы можно было ожидать по стремлениям к кипучей деятельности, выражаемым оперными заправилами в начале сезона. До сих пор ещё не принимаются за «Корделию», и я уверен, что она не пройдёт раньше конца ноября. «Черевички» же дадутся, вот увидите, в самом конце сезона. Майков мне в высшей степени антипатичен: это какой-то подьячий, — а не директор художественного учреждения. Чаёв, напротив, показался мне очень мягким, милым, преисполненным лучших намерений человеком. Но мне как-то жаль его! Я убеждён, что он не в состоянии будет бороться с дрязгами и мелкими неприятностями, которые ему неизбежно придётся вытерпливать. Да признаться, я и не понимаю, какая охота была кабинетному труженику, безмятежно влачившему скромную, архивную жизнь в своей Оружейной палате, — перейти на поприще театрального деятеля. Всё, что Вы мне пишете о пребывании И[пполитаl В[асильевича] в Севастополе и о чувствах, вызванных его участливым отношением как в Вас, так и в близких Ваших, мне чрезвычайно отрадно было прочесть. Я, впрочем, всегда думал, и теперь больше, чем когда-либо, что в глубине души он не может не быть крепко привязан к семье своей. Отчего Вы боитесь, добрейшая Юлия Петровна. Ведь Вы рядом с гимназией? Разве в Севастополе часто случаются какие-либо грабежи, взламывания и т. д. Будучи сам жестоким трусом, я лучше чем кто-либо понимаю невыразимую жуткость неопределённых страхов. Но я должен Вам сказать, что ни когда не боялся и не боюсь злодеев, грабителей и т. д., а имею непостижимую странность и слабость бояться «привидений», которых, впрочем, никогда не видел. Когда-нибудь я Вам расскажу, как мне приходилось страдать и мучиться от невозможности побороть в себе этот дикий и глупый страх. Не взять ли Вам в услужение какого-нибудь здоровенного мужика? Ведь Ваш страх есть тоже явление скорее патологическое, как и мои. Думаю, что он пройдёт, когда Ваши нервы поуспокоятся и когда вообще Вы будете здоровее. А до тех пор следует принять меры. Мне кажется, что присутствие сильного мужчины в Вашем доме благотворно бы подействовало на Ваши страхи. Ну будьте здоровы, многоуважаемая Юлия Петровна! Как, я буду рад, когда Вы в самом деле займётесь делом, к которому, по-моему, Вы имеете очень выдающийся, по-моему, талант! Тысячу приветствий Софье Михайловне и детям Вашим. Не хотите ли иметь мой парижский портрет? Посылаю Вам на всякий случай, а Вас очень, очень прошу прислать мне Ваши и остальных близких Ваших. Ваш П. Чайковский |
