| |Publication={{bib|1900/35|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 1}} (1900), p. 237–239 (abridged)<br/>{{bib|1940/210|П. И. Чайковский. Письма к родным ; том 1}} (1940), p. 85 <br/>{{bib|1955/37|П. И. Чайковский. Письма к близким}} (1955), p. 30–31<br/>{{bib|1959/50|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том V}} (1959), p. 104–105 <br/>{{bib|1981/81| Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography}} (1981), p. 29 (English translation)
| |
| Простите, что долго не писал. Путешествие совершил благополучно. Известие о покушении на государя дошло до нашего поезда уже на той станции, где мы пили чай, но только в очень неясном виде; мы уже вообразили, что государь умер, и одна близ сидевшая дама даже проливала по этому случаю слезы, а другая восхваляла необыкновенные качества души будущего государя. Только в Москве я узнал, в чем дело. Овации здесь происходят уму не воображаемые; напр[имер] в Большом театре третьего дни давали «Жизнь за царя», но его-то (как сказал бы Ларош) вовсе и не было. Как только появлялись поляки, так поднимался крик: «долой, долой поляков», хористы конфузились и умолкали, а публика требовала гимн, к[ото]рый и был пропет раз 20. В конце вынесли на сцену портрет государя, и далее уже нельзя описать, что была за кутерьма. С железной дороги я прямо попал на урок, и это подействовало на меня хорошо, т. е. я сразу опустился в; прозу моей московской жизни. Был принят здесь, конечно, весьма хорошо; у Тарновских в тот же день давался обед, а потом музыкальный вечер. который я открыл увертюрой из «Руслана и Людмилы», Погода здесь стоит великолепная, тепло, как в июне, и я вчера долго гулял по Александровскому саду. Разговоры все теперь вертятся на покушении против государя, и Комиссаров сделался в один день величайшею. знаменитостью; в московском Английском клубе его единодушно избрали в почётные члены и послали ему золотую дворянскую саблю. Скучаю я довольно сильно, и. что всего глупее, у меня уже началось лихорадочное ожидание лета, так что. я то и дело рассчитываю дни и часы, а это будет отравлять теперь мою жизнь, ибо всё будет казаться, что ещё очень долго. Об поездке в Петербург, кажется, нечего и думать, ибо из одного разговора, к[ото]рый я имел вчера с Рубинштейном, оказывается, что обстоятельства финансовые мне этого не дозволят. Вчера вечером случилось следующее курьёзное обстоятельство: я остался у Тарновских один с тремя женщинами, и они насильно заставили меня с ними танцевать вальс, причём каждая по очереди играла; я устал до того. что насилу добрел до своей комнаты. Целую, пишите.
| |
