Letter 644 and Letter 2084: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
No edit summary
 
No edit summary
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead  
{{letterhead
|Date=11/23 November 1877
|Date=22 August/3 September–25 August/6 September 1882
|To=[[Nadezhda von Meck]]  
|To=[[Nadezhda von Meck]]
|Place=[[Venice]]  
|Place=[[Kamenka]]
|Language=Russian  
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 3087)  
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 804)
|Publication={{bib|1901/24|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 2}} (1901), p. 44–45 (abridged)<br/>{{bib|1934/36|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 1}} (1934), p. 73–75 <br/>{{bib|1961/38|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том VI}} (1961), p. 233–235 <br/>{{bib|1993/66|To my best friend. Correspondence between Tchaikovsky and Nadezhda von Meck}} (1993), p. 64–65 (English translation)
|Publication={{bib|1901/24|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 2}} (1901), p. 546–547 ("23 August"; abridged)<br/>{{bib|1936/25|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 3}} (1936), p. 92–94<br/>{{bib|1966/43|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XI}} (1966), p. 190–191
}}
}}
==Text and Translation==
==Text==
{{Lettertext
{{Lettertext
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=Nick Winter
|Translator=
|Original text={{right|''Венеция''<br/>23/11 ноября 1877 г[ода]}}
|Original text={{right|''Каменка''<br/>''22 августа'' 1882}}
{{centre|Дорогая Надежда Филаретовна!}}
{{centre|Дорогой, несравненный друг!}}
Последний день, проведённый в Риме, хотя и очень утомил меня, но вместе и до некоторой степени вознаградил за все мои невзгоды. В этот день, утром, я хлопотал о получении моей черновой симфонии, присланной мне из Кларенса; у меня было известие, что она выслана. Я спрашивал на почте, на железной дороге, в разных местах, указанных гидом; наконец, в ''бюро'' центральной администрации. Везде (так же, как накануне на poste restante) со мной были учтивы, искали, но, в конце концов, отвечали, что ничего нет. Вы можете судить о моем беспокойстве? Ведь если бы симфония пропала, — у меня бы не хватило сил написать её всю сызнова по памяти! Кончилось, однако ж, так же, как и накануне, т. е. я потребовал, чтобы поискали повнимательнее, и пакет нашёлся. Чиновник, вручивший мне его, отвечал на мой вопрос: почему мне так долго пришлось хлопотать, чтобы получить пакет? что будто они букву ''Т'' приняли за ''I''!!!
Ах, как мне хорошо, свободно здесь вздохнулось! Как я был рад увидеть свою милую комнатку, к которой так привык! Какое счастье опять начать жить так, как ''тебе'' хочется, а не так, как хотят и велят другие! Какое наслаждение иметь возможность без помехи работать, читать, играть, гулять, быть самим собою, а не играть в течение дня тысячу раз то ту, то другую роль. Какая ложь и бессмыслица жизнь в обществе! Говори, когда хочется молчать, будь любезен и притворяйся тронутым любезностью других, — когда так и хочется убежать от них подальше; сиди, когда хочешь ходить, ходи, когда тебя тянет отдохнуть, голодай, — когда хочешь есть, ешь и пей, когда нужно спать, словом, от первой минуты пробуждения до самого последнего момента отхода ко сну насилуй себя всячески во имя обязательств по отношению к обществу! Да и сон является не как отдых, — а как неизбежное исполнение обычая, причём он иногда и вовсе отказывается явиться, — и эту каторгу большинство людей любит и вне её жить не хочет!


Успокоенный с этой стороны, я отправился с братом в Капитолий, и многое там заинтересовало и затронуло меня за живое, особенно одна скульптурная фигура ''умирающего гладиатора''. Не могу того же сказать о капитолийской ''Венере''. Она и в первое путешествие и в этот раз оставила меня холодным! В 2 часа я должен был отправиться к моему приятелю ''Мосалитинову'', который хотел кое-что показать мне в Риме. Мы отправились с ним, с братом и с одной его знакомой. ''Lady Hamilton'' (урождённой русской и, несмотря на громкое имя, чуть не умирающей с голоду) в дворец Цезарей. По дороге мы зашли в виллу Боргезе и осмотрели тамошнюю коллекцию картин. И здесь я был в состоянии воспринимать художественные впечатления, и потому несколько картин, в том числе смерть какого-то святого (кажется, Иеронима) ''Доменикина'', очень сильно подействовали на меня. Впрочем, я должен откровенно сказать Вам, что я не из самых ярых любителей пластических искусств и мало одарён способностью тонко распознавать их красоты. Я скоро устаю от быстрого осматривания галерей. Обыкновенно из целой массы художественных произведений одно, много два-три остановят на себе все моё внимание; я вникну в них до малейшей подробности, проникнусь вполне их настроением и засим все остальное осматриваю довольно поверхностно. Для того чтобы оценить все богатства, вмещаемые в себе Римом, такому недостаточно тонкому ценителю, как я, нужно прожить там год и каждый день осматривать. Как бы то ни было, но галерея Боргезе оставила во мне очень приятное воспоминание и, кроме картины Доменикина, несколько Рафаэлей (портреты Цезаря Борджиа и Сикста V) остановили на себе моё внимание.
Из семейства сестры здесь пока только Анна, Тася и Юрий. Все остальные разъехались: кто в Севастополе, кто в Москве и Петербурге. С некоторым беспокойством ожидаем известий от племянницы Веры, которая на днях должна родить. Бедный мой племянник Митька срезался на переэкзаменовке из латыни и страшно огорчён, почти до отчаяния. Он всю зиму и всё лето проболел перемежающейся лихорадкой, и неудивительно, что не мог хорошенько приготовиться. Я хочу теперь всеми мерами советовать отцу и матери, чтобы обоих мальчиков отдали куда-нибудь в закрытое заведение и лучше всего, если бы в Училище правоведения, где теперь в лице Коли, Саши, а также Макса и Миши, у них есть покровители. Жизнь в Киеве, где ради увеселения вечно скучающей Тани у них в доме царит самая горячечная светская суета, — совсем нездорова для таких мальчиков, которым всего более нужна правильная, строго дисциплинированная жизнь. Пусть уж лучше живут в суровом петербургском климате, лишь бы только вовремя вставали, вовремя спать ложились и вообще вели бы жизнь ровную и правильную.
-----
{{right|''25 августа''}}
Сегодня получили мы письмо от сестры, в коем есть известия и о Ваших милых мальчиках. Сестра с умилением говорит о заботах, о нежном уходе, о тысяче услуг, которые Коля оказывал ей во время пути. Саша из Евпатории переехал в Севастополь и там будет купаться; его присутствие доставляет сестре и всем её сожителям величайшую отраду. Мы здесь с Анной беспрестанно говорим о сыновьях Ваших. Какая милая, хорошая девушка эта Анна, и как я желаю, чтобы наши мечты осуществились! По наслаждению, которое она испытывает, говоря со мной про Колю и про всевозможные подробности, касающиеся Вас и всего Вашего семейства, по блеску глаз её и весёлой, счастливой улыбке, которой озаряется её милое, умное лицо, когда я вспоминаю про Колю или говорю про мою симпатию к нему, — для меня ясно, что она серьёзно его любит и что желания её совершенно сходятся с нашими, — хотя, видимо, она избегает прямо и определенно упоминать о том, что может случиться через 2 года. Быть может, её немножко страшат эти долгие 2 года! В возрасте, в котором она находится, — 2 года кажутся вечностью! Мне хорошо с нею живётся. Анна одна из тех девушек, которые ни одной секунды дня не проводят без дела. Если ей поручат что-нибудь по хозяйству или уход за больным, — она отдаётся этой заботе, — но рядом с ней всегда или работа или книга, и как-только возможно, она принимается за то или за другое. Читает она с толком, избегает лёгкого чтения, предпочитает исторические и даже философские книги, причём делает выписки, чтобы удержать в памяти прочитанное. Подобно мне, она очень любит ходить пешком и тоже одна. По временам занимается и музыкой и играет очень порядочно, хотя мало к ней способна: игра её немного груба и деревянна. Никогда она не скучает; обладает чудесным здоровьем, отличным аппетитом и спит умеренно. Как приятно, весело и отрадно смотреть на неё, особенно когда рядом с ней вечно скучающая, вечно занятая лишь своим туалетом, вечно томящаяся и, так сказать, киснущая старшая сестра её ''Таня''! А между тем, Таня по природным данным более даровитая и многосторонняя натура. В ней есть в зародыше всё, чтобы быть счастливейшей девушкой, способной лишь радовать всех близких своих, — а между тем, она источник всех горестей и всех невзгод, случающихся в этом доме.


Но что за поразительное, подавляющее своей грандиозностью впечатление я вынес из подробного осмотра дворца Цезарей! Что за гигантские размеры, что за красота! На каждом шагу задумываешься, стараешься воскресить в своём воображении картины далёкого прошлого, и чем дальше идёшь, тем живее рисуются эти грандиозно-изящные картины. Погода была чудная. При каждом повороте менялись виды на грязный, как Москва, но ещё гораздо более живописный и более богатый историческими воспоминаниями город. А тут ещё рядом Колизей, руины дворца Константина. Все это так величественно, прекрасно и громадно! Я очень доволен, что уехал под столь хорошим и неизгладимым впечатлением. Вечером собирался писать Вам, но, уложившись, для того чтобы на другой день ехать, я так устал, что не в состоянии был рукой двинуть...
На днях буду писать Владиславу Альбертовичу насчёт «''Молитвы Маргариты''»; я уже несколько раз проиграл и пропел её. Есть значительные достоинства, но и недостатки. Обо всём этом побеседую с ним подробно.


Сегодня в шесть часов утра мы приехали в Венецию. Хотя я всю ночь глаз не смыкал, хотя было ещё темно и холодно, — но своеобразная прелесть города очаровала меня. Мы остановились в ''Grand Hôtel''. Окна выходят на ''Grand Canal'' и перед глазами S[an]ta Maria della Salute — изящное, грандиозное здание. Я только недоволен, что в этом отеле все оказалось дорого, тогда как меня уверяли, что, совершенно напротив — здесь и хорошо и дёшево... Целый день я бегал по Венеции и восхищался... Вообще я чувствую себя хорошо. Сегодня нужно будет выспаться, а завтра приняться за работу. Здоровы ли Вы, довольны ли Вы, веселы ли Вы, покойны ли Вы, мой милый, дорогой знакомый-незнакомый друг. До следующего письма!
Я начал успешно свои занятия и думаю, что недели через четыре опера вчерне будет совсем готова.  
{{right|Ваш П. Чайковский}}
Будьте здоровы, дорогая моя!


|Translated text={{right|''[[Venice]]''<br/>23/11 November 1877}}
Я написал M[ada]me Кондратьевой насчёт ''Мецгеpа'' и, получивши ответ её, сообщу Вам подробности.
{{centre|Dear [[Nadezhda Filaretovna]]}}
The final day spent in [[Rome]] was very exhausting but at the same time went some way to recompense me for all my tribulations. In the morning of that day I busied myself with collecting the draft of the symphony which had been sent to me from [[Clarens]] — I had received notification that it had been dispatched. I enquired at the post office, at the railway station, in the various places our guide had pointed out and, finally, at the central administration ''bureau''. Everywhere (and no less than the previous day at the poste restante) everyone was very courteous to me, made a search but eventually replied that there was nothing there. Can you imagine my concern?  For if the symphony were lost, then I should not have had the strength to write it anew from memory! Nonetheless it all ended exactly as on the previous day — that is to say I insisted that they make a more attentive search — and the packet was discovered. The official who handed it to me said, in reply to my question as to why I had to go to so much trouble in order to receive a parcel, that they had supposedly misread the letter ''T'' as an ''I''!!!


Much relieved on this count, I set off with my brother to the Capitoline where I was fascinated and touched to the core by many things, especially one sculpture, a figure of a ''dying gladiator''. I cannot say the same about the Capitoline ''Venus'' which, both on my first visit and also this time, left me cold! At 2 o'clock I had to set off to my friend ''Mosalitinov'' who wanted to show me various things in [[Rome]]. We set off, together with my brother and an acquaintance of his, ''Lady Hamilton'' (Russian by birth and, notwithstanding her famous name, almost wasting away from starvation), for the Palace of the Caesars. On the way we called in at the Borghese villa and looked over its collection of pictures. Here also I found I could absorb the impressions from the art and was struck most powerfully by several pictures including the death of some saint (Jerome, I think) by ''Domenichino''. Mind you, I must be honest with you and say that I am not the most avid fan of the plastic arts and am endowed with very little ability to appreciate the subtlety of their beauty. I tire very quickly from looking around galleries quickly. Usually, out of the whole collection there is only one or, at most, two or three works of art which attract my full attention; I examine them down to the smallest detail, let myself become fully absorbed in them and then I just take a fairly superficial look at everything else. To appreciate all the treasures which [[Rome]] contains within itself, an undiscerning connoisseur such as I am would need to live there for a whole year and spend every day exploring. For whatever reason, the Borghese gallery left me with a very pleasant recollection and, apart from the picture by Domenichino, my attention was very much drawn to several Raphaels (the portraits of Cesare Borgia and Sixtus V).
Беспредельно Вам преданный,
{{right|П. Чайковский}}


But what an astounding and overwhelmingly grand  impression I carried away from my detailed exploration of the Palace of the Caesars! What gigantic dimensions, what beauty! At every step you are lost in thought trying to resurrect in your imagination the images of a distant past and the further you go the more vivid these grandiose and elegant images become. The weather was marvellous. At every turn there was a different view of the city which is as filthy as [[Moscow]] but even more picturesque and richer for its historic associations. And then right nearby is the Coliseum and the ruins of the palace of Constantine. It is all so majestic, so beautiful and so colossal! I am very pleased that I left with such a good and indelible impression. I intended to write to you in the evening but, having packed my things in order to be ready to depart the next day, I was so tired that I physically could not even lift my hand...


Today we arrived in [[Venice]] at 6 o'clock in the morning. Although I had not closed my eyes once during the night and although it was still dark and cold, I was enchanted by the city's unique charm. We are staying at the ''Grand Hôtel''. My windows look out on to the ''Grand Canal'' and the elegant and grandiose edifice of Santa Maria della Salute is right there in front of my eyes. I am only displeased by the fact that this hotel has turned out to be expensive in every respect whereas I had been assured that, quite on the contrary, it was both good and cheap here...  I spent the whole day running around [[Venice]] completely enraptured... In short I am feeling very well. Today I must catch up on my sleep and tomorrow I must set to work. Are you well, are you satisfied, are you cheerful, are you content, my sweet, dear familiar-unfamiliar friend? Until the next letter!
|Translated text=
{{right|Yours, P. Tchaikovsky}}
}}
}}
{{DEFAULTSORT:Letter 0644}}

Revision as of 11:48, 26 January 2020

Date 22 August/3 September–25 August/6 September 1882
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 804)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 546–547 ("23 August"; abridged)
П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 92–94
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 190–191

Text

Russian text
(original)
Каменка
22 августа 1882

Дорогой, несравненный друг!

Ах, как мне хорошо, свободно здесь вздохнулось! Как я был рад увидеть свою милую комнатку, к которой так привык! Какое счастье опять начать жить так, как тебе хочется, а не так, как хотят и велят другие! Какое наслаждение иметь возможность без помехи работать, читать, играть, гулять, быть самим собою, а не играть в течение дня тысячу раз то ту, то другую роль. Какая ложь и бессмыслица жизнь в обществе! Говори, когда хочется молчать, будь любезен и притворяйся тронутым любезностью других, — когда так и хочется убежать от них подальше; сиди, когда хочешь ходить, ходи, когда тебя тянет отдохнуть, голодай, — когда хочешь есть, ешь и пей, когда нужно спать, словом, от первой минуты пробуждения до самого последнего момента отхода ко сну насилуй себя всячески во имя обязательств по отношению к обществу! Да и сон является не как отдых, — а как неизбежное исполнение обычая, причём он иногда и вовсе отказывается явиться, — и эту каторгу большинство людей любит и вне её жить не хочет!

Из семейства сестры здесь пока только Анна, Тася и Юрий. Все остальные разъехались: кто в Севастополе, кто в Москве и Петербурге. С некоторым беспокойством ожидаем известий от племянницы Веры, которая на днях должна родить. Бедный мой племянник Митька срезался на переэкзаменовке из латыни и страшно огорчён, почти до отчаяния. Он всю зиму и всё лето проболел перемежающейся лихорадкой, и неудивительно, что не мог хорошенько приготовиться. Я хочу теперь всеми мерами советовать отцу и матери, чтобы обоих мальчиков отдали куда-нибудь в закрытое заведение и лучше всего, если бы в Училище правоведения, где теперь в лице Коли, Саши, а также Макса и Миши, у них есть покровители. Жизнь в Киеве, где ради увеселения вечно скучающей Тани у них в доме царит самая горячечная светская суета, — совсем нездорова для таких мальчиков, которым всего более нужна правильная, строго дисциплинированная жизнь. Пусть уж лучше живут в суровом петербургском климате, лишь бы только вовремя вставали, вовремя спать ложились и вообще вели бы жизнь ровную и правильную.


25 августа

Сегодня получили мы письмо от сестры, в коем есть известия и о Ваших милых мальчиках. Сестра с умилением говорит о заботах, о нежном уходе, о тысяче услуг, которые Коля оказывал ей во время пути. Саша из Евпатории переехал в Севастополь и там будет купаться; его присутствие доставляет сестре и всем её сожителям величайшую отраду. Мы здесь с Анной беспрестанно говорим о сыновьях Ваших. Какая милая, хорошая девушка эта Анна, и как я желаю, чтобы наши мечты осуществились! По наслаждению, которое она испытывает, говоря со мной про Колю и про всевозможные подробности, касающиеся Вас и всего Вашего семейства, по блеску глаз её и весёлой, счастливой улыбке, которой озаряется её милое, умное лицо, когда я вспоминаю про Колю или говорю про мою симпатию к нему, — для меня ясно, что она серьёзно его любит и что желания её совершенно сходятся с нашими, — хотя, видимо, она избегает прямо и определенно упоминать о том, что может случиться через 2 года. Быть может, её немножко страшат эти долгие 2 года! В возрасте, в котором она находится, — 2 года кажутся вечностью! Мне хорошо с нею живётся. Анна одна из тех девушек, которые ни одной секунды дня не проводят без дела. Если ей поручат что-нибудь по хозяйству или уход за больным, — она отдаётся этой заботе, — но рядом с ней всегда или работа или книга, и как-только возможно, она принимается за то или за другое. Читает она с толком, избегает лёгкого чтения, предпочитает исторические и даже философские книги, причём делает выписки, чтобы удержать в памяти прочитанное. Подобно мне, она очень любит ходить пешком и тоже одна. По временам занимается и музыкой и играет очень порядочно, хотя мало к ней способна: игра её немного груба и деревянна. Никогда она не скучает; обладает чудесным здоровьем, отличным аппетитом и спит умеренно. Как приятно, весело и отрадно смотреть на неё, особенно когда рядом с ней вечно скучающая, вечно занятая лишь своим туалетом, вечно томящаяся и, так сказать, киснущая старшая сестра её Таня! А между тем, Таня по природным данным более даровитая и многосторонняя натура. В ней есть в зародыше всё, чтобы быть счастливейшей девушкой, способной лишь радовать всех близких своих, — а между тем, она источник всех горестей и всех невзгод, случающихся в этом доме.

На днях буду писать Владиславу Альбертовичу насчёт «Молитвы Маргариты»; я уже несколько раз проиграл и пропел её. Есть значительные достоинства, — но и недостатки. Обо всём этом побеседую с ним подробно.

Я начал успешно свои занятия и думаю, что недели через четыре опера вчерне будет совсем готова. Будьте здоровы, дорогая моя!

Я написал M[ada]me Кондратьевой насчёт Мецгеpа и, получивши ответ её, сообщу Вам подробности.

Беспредельно Вам преданный,

П. Чайковский