Letter 703

Tchaikovsky Research
Revision as of 13:23, 12 July 2022 by Brett (talk | contribs) (1 revision imported)
Date 23 December 1877/4 January 1878
Addressed to Anatoly Tchaikovsky
Where written San Remo
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1131)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 70–71 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 339–340
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 325–326

Text

Russian text
(original)
San-Remo

Третьего дня я написал тебе, что еду в Париж. После того я провёл ужасную ночь, а вчера и сегодня я совершенно болен, всё мне противно, все меня злит, — словом, от мысли ехать в Париж, являться к начальству и быть в его распоряжении, знакомиться с массой людей, заседать, шляться по обедам и вечерам, не иметь возможности писать, я просто с ума схожу. Нет, Толичка! не сердись на моё малодушие. Клянусь тебе, что лучше голодать где-нибудь в Царевококшайске и прозябать в совершенном мраке, чем идти в этот Вавилон и закабалить себя на 8 месяцев. Куда же денутся мои мечты о тишине деревенской жизни? Где же будет то спокойствие, которое должно будет окончательно восстановить меня, что я буду делать с Модестом и Колей?

Знаешь, третьего дня я старался вообразить, что бы ты говорил, меня ехать. Но сегодня знаю, что, посмотрят на моё горестное и убитое лицо, на моё угорелое метанье по комнате, ты бы сказал: останься. Я знаю, что теперь, решившись отказаться от делегатства, я буду мучиться от мыслей, что я был малодушен, что ты, M[ada]me Мекк и другие будете этим недовольны и т. д., на всё-таки это лучше, чем то, что со мной было эти дни с минуты получения письма от Бутовского. Я тебе могу сказать теперь откровенно. С тех пор, как ты уехал, здоровье моё физическое ничего, — но нервы стали хуже. Я от тебя скрывал одну вещь, в которой теперь признаюсь. С тога дня, как ты уехал и да сегодня, я каждый вечер перед сном выпиваю несколько рюмок коньяку; днём я тоже ужасно пью. Я не могу обойтись без этого. Я бываю спокоен только, когда немножко пьян. Я так пристрастился к этому тайному выпиванию, что один вид бутылки с коньяком, который я всегда держу при себе, меня радует. И письма писать я могу только вы пивши. Это служит тебе доказательствам, что я ещё болен. В Париже, чтоб поддерживать себя, мне пришлось бы пить с утра до вечера.

Вся моя надежда на Модеста. Тихая жизнь в приятном для моего сердца обществе и работа — вот, что мне теперь необходимо. Ну, славам, прости меня, ради Бога, на я не могу ехать в Париж, не могу там быть полезным ни себе, ни другим.

Получил сегодня твоё второе письмо из Москвы. Ах, как оно мне было отрадно и приятно. Получил также письмо от Бочечкарова с твоей припиской. Смысл этой приписки я понимаю: тебе стало жаль старика. Но он всё-таки ужасно надул меня и вдобавок и прощенья не просит и отчёта не посылает.

Прощай, милый. Я скверно себя чувствую, но лучше чем вчера и утрам, ибо решил не ехать. Вчера я телеграфировал Котеку 70 слов, чтоб он отыскал Модеста на станции в 5 часов утра и сообщил ему о моей поездке в Париж. Сегодня получил ответ, что Модест, т. е. его поезд, опоздал на 12 часов, а потом я телеграфировал об отмене своего решения, и что я жду его здесь.

Целую,

П. Чайковский