Letter 1022 and Letter 1812: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
m (1 revision imported)
 
m (1 revision imported)
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead
{{letterhead
|Date=14/26 December 1878
|Date=16/28 July 1881
|To=[[Anatoly Tchaikovsky]]
|To=[[Anatoly Tchaikovsky]]
|Place=[[Florence]]
|Place=[[Kamenka]]
|Language=Russian
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 1198)
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 1362)
|Publication={{bib|1940/210|П. И. Чайковский. Письма к родным ; том 1}} (1940), p. 481–482<br/>{{bib|1962/102|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том VII}} (1962), p. 539–540
|Publication={{bib|1966/44|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том X}} (1966), p. 171–172
}}
}}
==Text==
==Text==
Line 11: Line 11:
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=
|Translator=
|Original text={{right|''Флоренция''<br/>26/14 д[екабря) 1878}}
|Original text={{right|16 июля}}
Вчера я получил твоё письмо. Ты тщетно оправдываешься, бессовестный мальчишка! Во-первых, рукопись нужно было отнести к Юрг[енсону] не 22, а по крайней мере 15-го, ибо письмо с моим адресом и с просьбой о рукописи было послано тебе из Каменки дня за 3 до моего отъезда, следовательно 11-го или 12-го. Во-вторых, не подлежит сомнению, что между 12 и 26 ты мне не написал ни разу. Но об этом нечего и говорить. Досадно то, что я вследствие всей этой истории провёл много праздных дней и не исполнил то, что хотел, то есть уехать отсюда с правом отдаться всецело опере. Прибавлю ещё, что рукописи всё-таки нет.
Представь себе, Анатоша, что я до сих пор в Каменке. Как нарочно, в день, когда я хотел уехать, у меня разболелась голова, появилась ломота во всем теле и жар. Оказалось, что у меня дифтерит, хотя и в самой простой и лёгкой форме. Два дня я порядком промучился, но сегодня уже выздоравливаю, хотя уехать всё-таки ещё нельзя. Однако ж надеюсь, что в субботу 18-го всё-таки выеду и всё-таки на один хоть день заеду к Macловым. Так как ты пишешь, что будешь свободен между 25–30, то думаю, что я не помешаю тебе и не задержу тебя ни в каком случае, если приеду в Москву 25 числа.


Толя! Вчера я оказал подвиг необыкновенного гражданского мужества. Н[адежда] Ф[иларетовна] в своём прощальном письме (она уезжает сегодня) прислала мне все счёты по вилле Bonciani, уже уплаченные, кроме того 200 фp[анков] на случай, если из-за рукописи я засижусь здесь, и 2000 фр[анков] золотом на издание сюиты! Хотя деньги у меня есть, но не особенно много, а именно 2500 фр[анков], которые должны мне хватить до 1-го февр[аля], и потому, ох, как мне не помешала бы для Парижа эта сумма! Но меня обуяло гражданское мужество. Я нашёл, что. просто неприлично брать с неё, кроме всего, что она для меня делает, ещё деньги на ''издание'', которое мне не только ничего не стоит, но ещё приносит гонорарий от Юргенсона. Кроме того, мне не хотелось взять с неё эту уплату за мои занятия с Пахульским, которому я давал два раза ,в неделю уроки. Ну, словом, при самом ласковом письме я возвратил ей 2200 фр[анков], а теперь (о стыд и позор) жалею. Вообще я иногда ужасаюсь своему сребролюбию и жадности к деньгам, чего к своему величайшему удовольствию не замечаю в тебе, судя по тому, что ты предлагаешь мне 100 рублей! Ах ты, глупенький! Ну, что мне от твоих 100 рублей? Если б «Вакула» принёс тебе не 200, а 2000 р[ублей], то и тогда я бы не взял с тебя ни копейки. Вообще ничего я так не желаю, как чтобы ты и Модя были в денежном отношении так же блестяще обставлены, как я.
А засим до свиданья, голубчик. Ввиду скорого свиданья, не пишу ничего.
 
Завтра я еду в Париж, г де надеюсь устроиться на месяц или полтора в дешёвенькой и миленькой квартирке. Но ты всё-таки впредь до следующего письма адресуй мне в Hôtel de Hollande.
 
Вчера я был в театре. Билет мне прислала Н[адежда] Ф[иларетовна], которая тоже была со всем семейством, и в антракте я с смешанным чувством любопытства, умиления и удивления рассматривал её в бинокль. Она болтала со своей прелестной дочкой Милочкой, и лицо её выражало столько нежности и любви (это её любимица), что мне даже понравилась её некрасивая, но характерная внешность. Давали какую-то скучную комедию, и играли очень хорошо, но итальянцы на сцене ужасные лакеи.
 
Если ни сегодня, ни завтра рукопись не придёт, то я плюну и уеду, не дожидаясь, пока старому идиоту вздумается, наконец, послать её. Толичка, мой милый! Пиши мне, и если опять примешь форму дневника, то ужасно обрадуешь.  
{{right|Твой, П. Чайковский}}
{{right|Твой, П. Чайковский}}
Володе Жедринскому передай выражение симпатии и поклон.


|Translated text=
|Translated text=
}}
}}

Latest revision as of 13:39, 12 July 2022

Date 16/28 July 1881
Addressed to Anatoly Tchaikovsky
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1362)
Publication П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 171–172

Text

Russian text
(original)
16 июля

Представь себе, Анатоша, что я до сих пор в Каменке. Как нарочно, в день, когда я хотел уехать, у меня разболелась голова, появилась ломота во всем теле и жар. Оказалось, что у меня дифтерит, хотя и в самой простой и лёгкой форме. Два дня я порядком промучился, но сегодня уже выздоравливаю, хотя уехать всё-таки ещё нельзя. Однако ж надеюсь, что в субботу 18-го всё-таки выеду и всё-таки на один хоть день заеду к Macловым. Так как ты пишешь, что будешь свободен между 25–30, то думаю, что я не помешаю тебе и не задержу тебя ни в каком случае, если приеду в Москву 25 числа.

А засим до свиданья, голубчик. Ввиду скорого свиданья, не пишу ничего.

Твой, П. Чайковский