Letter 1073 and Letter 1754: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
m (1 revision imported)
 
m (1 revision imported)
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead
{{letterhead
|Date=18/30 January 1879
|Date=17/29 May 1881
|To=[[Nadezhda von Meck]]
|To=[[Nadezhda von Meck]]
|Place=[[Clarens]]
|Place=[[Kamenka]]
|Language=Russian
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 504)
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 723)
|Publication={{bib|1901/24|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 2}} (1901), p. 255–256 (abridged)<br/>{{bib|1935/56|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 2}} (1935), p. 30–32<br/>{{bib|1963/6|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том VIII}} (1963), p. 51–53
|Publication={{bib|1901/24|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 2}} (1901), p. 471 (abridged)<br/>{{bib|1935/56|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 2}} (1935), p. 512–514<br/>{{bib|1966/44|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том X}} (1966), p. 110–111
}}
}}
==Text==
==Text==
{{Lettertext
{{Lettertext
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=
|Translator=
|Original text={{right|''Clarens''<br/>30/18 янв[аря] 1879 г[ода]}}
|Original text={{right|17 мая 1881 г[ода]<br/> ''Каменка''}}
{{centre|Дорогой друг мой!}}
Дорогой, милый, несравненный друг! Я перечитывал письмо Ваше и удивлялся, почему после первого его прочтения мне вообразилось, что в нем отражается более покойное состояние души Вашей. Мне так хочется, чтобы для Вас прошли тяжёлые времена и наступило прежнее мирное течение жизни, что я поторопился усмотреть признаки перемены. В сущности же вижу теперь, что заботы Ваши и тревоги только усложняются все более и более. Молю Бога, чтобы он дал Вам силы побороть все затруднения и чтобы все желания Ваши исполнились.
Вчера перед самым отъездом в Женеву получил письмо Ваше. Как мне благодарить Вас за вечные заботы обо мне? Я несказанно радуюсь нотам, посылаемым Вами мне, ибо они попали как раз в то время, когда мне захотелось, чтобы отвлечься от собственной музыки, поиграть что-нибудь интересное и новое. Одно только досадно, что нет никого, с кем бы можно было поиграть в 4 руки. Придётся читать глазами симфонию Гольдмарка и увертюру ''Свендсена''. Как я завидовал Вам, читая про Ваши музыкальные впечатления от квартета Беккера и оркестра Рихтера! Последний есть именно тот, который 2 года назад исполнял мою увертюру «''Ромео и Юлия''» и был за эту смелость наказан, ибо увертюра была дружно ошикана. В прошлом году этот же Рихтер хотел играть мою 3-ю симфонию и на репетиции пробовал её, но члены Филармонического общества протестовали. Почему? — не знаю. Как бы то ни было, но в душе моей я питаю невыразимую благодарность к граждански мужественному капельмейстеру, пытавшемуся бороться с предубеждением Европы против всего идущего из ненавистной России.
 
Я продолжаю хандрить и грустить. Сестра поправляется, но очень туго и медленно. Непостижимо странная и столь неожиданная развязка Таниного романа произвела и на неё и на всех нас подавляющее впечатление. Так тяжело ошибиться в человеке и снабдить его всевозможными добродетелями в своём воображении, тогда как в действительности он оказался невероятно дрянною и гаденькою личностью. С другой стороны, разум говорит, что следует радоваться тому, что глаза наши открылись до свадьбы. Было бы без сравнения хуже, если б они обвенчались и разочарование последовало бы, когда дело было бы непоправимо.


Поездка моя в Женеву не доставила мне ни малейшего удовольствия. Концерт, на котором я присутствовал, мало интересный по программе (''симфония Шпора, танцы из оперы Спонтинии «Эврианта»''), произвёл на меня, по исполнению и по всей обстановке, впечатление чего-то очень комического. Особенно смешон был капельмейстер, приходивший в такой азарт, что местами с телом его делались какие-то конвульсии. Самый оркестр очень плох. Вообще, насколько я люблю берег Женевского озера, начиная от ''Веве'' и кончая ''Вильневом'', настолько мало мне симпатична хорошенькая, но наводящая уныние Женева. В отеле, где я остановился, со мной поступили по-разбойнически, т. е. с горя, что в этот сезон у них мало постояльцев, они набросились на меня с усердием, достойным лучшей цели. Цены непомерные. Я вернулся сюда с новым наплывом любви и привязанности к вилле Ришелье, где мне так хорошо и где между тем так дёшево. Я не могу достаточно нахвалиться деликатностью, добросовестностью моей милой хозяйки.
Я влачу теперь жизнь серенькую, без вдохновений, без радостей, — но физически здоров совершенно и даже принялся за работу. Я перекладываю теперь с «''Обихода''» коренное пение ''всенощной'' службы на полный хор. Работа эта довольно интересна и трудна. Хочется сохранить во всей неприкосновенности древние церковные напевы, а между тем, будучи построены на гаммах совершенно особенного свойства, они плохо поддаются новейшей гармонизации. Зато, если удастся выйти победителем из всех затруднений, я буду гордиться, что первый из современных русских музыкантов потрудился для восстановления первобытного характера и строя нашей церковной музыки.


По поводу ''нашей'' сюиты я должен у Вас просить прощение, добрый друг! Но клянусь Вам, что я её окончу и приведу в полный порядок не позже этой весны. Теперь же, ради Бога, позвольте мне продолжать оперу. Мне в высшей степени было бы трудно оторваться от неё. Я слишком разбежался, так сказать, и остановить этот бег было бы даже нехорошо для оперы. Я хотел бы не отрываться от неё, пока не напишу двух капитальных и труднейших любовных сцен (первые картины. 3-го и 4-го действий), но как только я с ними справлюсь, то тотчас же примусь за ''сюиту''. Ради Бога, простите меня, дорогая моя, за то, что я решаюсь немножко отложить её.
Пока ещё не чувствую ни малейшего поползновения написать что-нибудь своего собственного. Иногда мне приходит на мысль, что ''песенка моя спета'', что источник вдохновений иссяк. Но припоминаю, что и прежде мне приходилось переживать периоды полного отсутствия творческих порывов. Вероятно, когда мой нравственный горизонт просветлеет, явится и охота писать. Но просветлеет ли он? Мне в эту минуту чудятся со всех сторон угрожающие и мне самому и всем, кто мне дорог, несчастия.


В Женеве мне попалась в руки статья «''Нового времени''», где опять нападают на Н. Г. Рубинштейна. Юргенсон пишет мне, что он до крайности раздражён. Я решился со своей стороны сделать что-нибудь для него и с этой целью написал сейчас письмо к ''Стасову'' (музыкальному сотруднику), прося его разъяснить редактору ''Суворину'' что нельзя с таким упорством и такой злобой преследовать человека, во всяком случае оказавшего показывающего большие услуги русскому искусству .
О, если возможно было теперь хоть один или два дня насладиться тем невыразимым счастием, которое я испытывал, живя у Вас в Симаках, иди на вилле ''Bonciani''? Увы! Это невозможно! Все изменилось. Умоляю Вас, дорогой друг, не отвечать мне теперь на мои письма. Я знаю, что вам не до того.


До свиданья, милый друг мой. Познакомившись с присланными Вамп нотами, я выскажу Вам об них своё мнение. Тысячу раз благодарю Вас.
Безгранично Вас любящий,
{{right|П. Чайковский}}
{{right|П. Чайковский}}


|Translated text=
|Translated text=
}}
}}

Latest revision as of 14:39, 12 July 2022

Date 17/29 May 1881
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 723)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 471 (abridged)
П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 2 (1935), p. 512–514
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 110–111

Text

Russian text
(original)
17 мая 1881 г[ода]
Каменка

Дорогой, милый, несравненный друг! Я перечитывал письмо Ваше и удивлялся, почему после первого его прочтения мне вообразилось, что в нем отражается более покойное состояние души Вашей. Мне так хочется, чтобы для Вас прошли тяжёлые времена и наступило прежнее мирное течение жизни, что я поторопился усмотреть признаки перемены. В сущности же вижу теперь, что заботы Ваши и тревоги только усложняются все более и более. Молю Бога, чтобы он дал Вам силы побороть все затруднения и чтобы все желания Ваши исполнились.

Я продолжаю хандрить и грустить. Сестра поправляется, но очень туго и медленно. Непостижимо странная и столь неожиданная развязка Таниного романа произвела и на неё и на всех нас подавляющее впечатление. Так тяжело ошибиться в человеке и снабдить его всевозможными добродетелями в своём воображении, тогда как в действительности он оказался невероятно дрянною и гаденькою личностью. С другой стороны, разум говорит, что следует радоваться тому, что глаза наши открылись до свадьбы. Было бы без сравнения хуже, если б они обвенчались и разочарование последовало бы, когда дело было бы непоправимо.

Я влачу теперь жизнь серенькую, без вдохновений, без радостей, — но физически здоров совершенно и даже принялся за работу. Я перекладываю теперь с «Обихода» коренное пение всенощной службы на полный хор. Работа эта довольно интересна и трудна. Хочется сохранить во всей неприкосновенности древние церковные напевы, а между тем, будучи построены на гаммах совершенно особенного свойства, они плохо поддаются новейшей гармонизации. Зато, если удастся выйти победителем из всех затруднений, я буду гордиться, что первый из современных русских музыкантов потрудился для восстановления первобытного характера и строя нашей церковной музыки.

Пока ещё не чувствую ни малейшего поползновения написать что-нибудь своего собственного. Иногда мне приходит на мысль, что песенка моя спета, что источник вдохновений иссяк. Но припоминаю, что и прежде мне приходилось переживать периоды полного отсутствия творческих порывов. Вероятно, когда мой нравственный горизонт просветлеет, явится и охота писать. Но просветлеет ли он? Мне в эту минуту чудятся со всех сторон угрожающие и мне самому и всем, кто мне дорог, несчастия.

О, если возможно было теперь хоть один или два дня насладиться тем невыразимым счастием, которое я испытывал, живя у Вас в Симаках, иди на вилле Bonciani? Увы! Это невозможно! Все изменилось. Умоляю Вас, дорогой друг, не отвечать мне теперь на мои письма. Я знаю, что вам не до того.

Безгранично Вас любящий,

П. Чайковский