Letter 1001 and Letter 2091: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
No edit summary
 
m (1 revision imported)
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead
{{letterhead
|Date=3/15 December 1878
|Date=31 August/12 September–2/14 September 1882
|To=[[Anatoly Tchaikovsky]]
|To=[[Nadezhda von Meck]]
|Place=[[Florence]]
|Place=[[Kamenka]]
|Language=Russian
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 1193)
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 806)
|Publication={{bib|1940/210|П. И. Чайковский. Письма к родным ; том 1}} (1940), p. 469–470<br/>{{bib|1962/102|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том VII}} (1962), p. 507
|Publication={{bib|1936/25|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 3}} (1936), p. 96–97<br/>{{bib|1966/43|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XI}} (1966), p. 200–201
}}
}}
==Text==
==Text==
Line 11: Line 11:
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=
|Translator=
|Original text={{right|''Флоренция''<br/>15/3 д[екабря]}}
|Original text={{right|''Каменка''<br/>31-го августа 1882}}
Как всегда в таких случаях бывает, — стоило мне только послать к тебе телеграмму, как сегодня утром я получил твоё письмо. Ах ты, бессовестный! С 12 по 26 окт[ября] ты не писал мне ни разу, а меня, который двух дней, кажется, не пропустит, чтобы одному из двух Вас не написать, — ты смеешь упрекать за малое писание.
Дорогая моя! Получил сегодня письмо Ваше и, судя по нескольким вопросам, в нем заключающимся, боюсь, что одно или два из моих писем к Вам пропали. Я Вам, кажется, на другой день по приезде сюда писал о всех каменских, об Анне в особенности. Очень жаль, если письмо это пропало.


Я ужасно был рад увидеть наконец твои худощавые, продолговатые буквы и снова насладиться столь характеристическим, слегка витиеватым стилем. Вот что, Толя! Я не требую, чтоб ты мне писал часто, и даже дневника не требую, но пиши мне во всяком случае не менее одного раза в неделю, хотя бы и понемножку. А то ты знаешь мою способность сейчас же начать беспокоиться. Посылки я всё-таки не получил, но по крайней мере вижу из твоего письма, что ты поступил согласно моему указанию. Но отчего Юргенсон не посылает! Ответа на телеграмму тоже я ещё не получил.
Сегодня утром пришло радостное известие, что Вера наша разрешилась от бремени дочкой, которую назвали ''Ириной''. У меня отлегло от сердца. Как ни обыкновенен процесс рождения ребёнка, а всё-таки в последнее время перед родами всегда бывает страшно, а особенно, когда это первые роды. Вся Каменка сегодня утром предавалась ликованию по поводу радостного известия. В телеграмме сказано, что мать и ребёнок совершенно здоровы. Слава Богу! А Лев Вас[ильевич] где-то в дороге и не знает, что сделался дедом; вероятно, завтра он приедет, и можно себе представить, до чего этот нежнейший из отцов будет рад и счастлив. Один только человек решительно изъявил своё неудовольствие по поводу рождения моей внучатной племянницы, — это ''Юрий''. Он очень хотел, чтоб у него родился племянник, и был совершенно разочарован, когда узнал, что родилась девочка.
-----
{{right|''2 сентября''}}
Милый друг мой! Я не знаю, помните ли Вы (но я, наверное, Вам в своё время писал о том), что 2 года тому назад, приблизительно в это же время, я страдал особого рода головной болью, которая появлялась, как-только я делал малейшее умственное напряжение. Дошло до того, что несколько дней я принуждён был ровно ничего [не] делать и только с помощью шпанской мушки и отдыха отделался от этой боли. Теперь я боюсь, чтоб у меня не началось то же самое; хотя не в столь сильной степени (тогда я до сумасшествия страдал), но голова начинает побаливать. Произошло это оттого, что я слишком много работал, торопясь и всё недоделанное в опере окончить, и ещё кое какие маленькие сочиненьица написать (о коих меня просил Юргенсон) , да к тому же случилось так, что у меня всё это время была очень сложная переписка, между прочим, с одним господином, взвалившим на меня помещение одной ученицы в консерваторию. По этому поводу произошло странное недоразумение, о котором я когда-нибудь Вам расскажу и которое повлекло за собой бессчётное количество писем и к нему и ко всем начальствующим лицам консерватории. Теперь, чтобы дать себе отдых, я хочу несколько дней как можно меньше дела делать и вовсе воздержаться от писем. Вот почему на милейшее письмо Вашего сына Саши, полученное мною сегодня утром и требующее обстоятельного ответа, я не буду отвечать тотчас, а лишь через неделю. Потрудитесь, дорогая моя, сообщить ему об этом и вместе с тем передать ему живейшую благодарность за то, что он написал мне это чудесное письмо.


Итак, прости меня, мой милый мальчик, за вчерашние дерзости. Все свои ругательства беру назад.
Мы теряемся в догадках насчёт Льва Вас[ильевича] и Тани. В последнем письме он сообщает, что 29[-го] выезжает из Москвы, — а между тем, до сих пор нет ни его, ни известий о нем. Я даже начинаю беспокоиться.


Толичка, напиши мне в следующем письме подробности про Сашу, Таню, Веру, Леву. Скажи Тане, чтобы не забывала, что я прокляну её, если она не вскружит головы по крайней мере двум десяткам самых изящных молодых людей.
Поручение Ваше касательно портретов племянниц я исполнил и вчера выслал Вам страховым письмом карточки Тани, Анны, Юрия, а также Мити и Володи.


Так как сие письмо сверхштатное, то сегодня кончу на третьей страничке.
От г[оспо]жи Кондратьевой до сих пор не имею ответа на мои вопросы о докторе Мецгере.


Ах да! Я и позабыл тебе сказать. Н[адежда] Ф[иларетовна] уезжает отсюда 16/28 числа. В тот же день и я уеду. Я решился ехать в ''Париж'', во 1-х), потому что хочу слушать музыку; во 2-х), чтоб собрать некоторые материалы для оперы; в 3-х), потому что вообще мне очень хочется в Париж. Если я найду там дешёвенькую квартирку, то останусь с ''месяц''; но остановлюсь во всяком случае в ''Hôtel de Hollande'', куда, следовательно, и потрудись адресовать мне письма, хотя одно письмо можешь послать мне сюда, ибо ещё почти 2 недели осталось. Кроме близких родных, никому о Париже не говори, ибо я очень боюсь нарушить своё инкогнито.
Как мне жаль бедного Колю! Могу себе представить, какое чувство осиротелости он испытывает без своего брата. Будьте здоровы, дорогая, добрая, милая!


Целую тысячу раз.
Ваш до гроба,
{{right|П. Чайковский}}
{{right|П. Чайковский}}
Расцелуй всех, а Папочке скажи, что я ему не пишу, ибо, пиша тебе и Моде. считаю, что пишу и ему.


|Translated text=
|Translated text=
}}
}}

Latest revision as of 14:39, 12 July 2022

Date 31 August/12 September–2/14 September 1882
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 806)
Publication П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 96–97
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 200–201

Text

Russian text
(original)
Каменка
31-го августа 1882

Дорогая моя! Получил сегодня письмо Ваше и, судя по нескольким вопросам, в нем заключающимся, боюсь, что одно или два из моих писем к Вам пропали. Я Вам, кажется, на другой день по приезде сюда писал о всех каменских, об Анне в особенности. Очень жаль, если письмо это пропало.

Сегодня утром пришло радостное известие, что Вера наша разрешилась от бремени дочкой, которую назвали Ириной. У меня отлегло от сердца. Как ни обыкновенен процесс рождения ребёнка, а всё-таки в последнее время перед родами всегда бывает страшно, а особенно, когда это первые роды. Вся Каменка сегодня утром предавалась ликованию по поводу радостного известия. В телеграмме сказано, что мать и ребёнок совершенно здоровы. Слава Богу! А Лев Вас[ильевич] где-то в дороге и не знает, что сделался дедом; вероятно, завтра он приедет, и можно себе представить, до чего этот нежнейший из отцов будет рад и счастлив. Один только человек решительно изъявил своё неудовольствие по поводу рождения моей внучатной племянницы, — это Юрий. Он очень хотел, чтоб у него родился племянник, и был совершенно разочарован, когда узнал, что родилась девочка.


2 сентября

Милый друг мой! Я не знаю, помните ли Вы (но я, наверное, Вам в своё время писал о том), что 2 года тому назад, приблизительно в это же время, я страдал особого рода головной болью, которая появлялась, как-только я делал малейшее умственное напряжение. Дошло до того, что несколько дней я принуждён был ровно ничего [не] делать и только с помощью шпанской мушки и отдыха отделался от этой боли. Теперь я боюсь, чтоб у меня не началось то же самое; хотя не в столь сильной степени (тогда я до сумасшествия страдал), но голова начинает побаливать. Произошло это оттого, что я слишком много работал, торопясь и всё недоделанное в опере окончить, и ещё кое какие маленькие сочиненьица написать (о коих меня просил Юргенсон) , да к тому же случилось так, что у меня всё это время была очень сложная переписка, между прочим, с одним господином, взвалившим на меня помещение одной ученицы в консерваторию. По этому поводу произошло странное недоразумение, о котором я когда-нибудь Вам расскажу и которое повлекло за собой бессчётное количество писем и к нему и ко всем начальствующим лицам консерватории. Теперь, чтобы дать себе отдых, я хочу несколько дней как можно меньше дела делать и вовсе воздержаться от писем. Вот почему на милейшее письмо Вашего сына Саши, полученное мною сегодня утром и требующее обстоятельного ответа, я не буду отвечать тотчас, а лишь через неделю. Потрудитесь, дорогая моя, сообщить ему об этом и вместе с тем передать ему живейшую благодарность за то, что он написал мне это чудесное письмо.

Мы теряемся в догадках насчёт Льва Вас[ильевича] и Тани. В последнем письме он сообщает, что 29[-го] выезжает из Москвы, — а между тем, до сих пор нет ни его, ни известий о нем. Я даже начинаю беспокоиться.

Поручение Ваше касательно портретов племянниц я исполнил и вчера выслал Вам страховым письмом карточки Тани, Анны, Юрия, а также Мити и Володи.

От г[оспо]жи Кондратьевой до сих пор не имею ответа на мои вопросы о докторе Мецгере.

Как мне жаль бедного Колю! Могу себе представить, какое чувство осиротелости он испытывает без своего брата. Будьте здоровы, дорогая, добрая, милая!

Ваш до гроба,

П. Чайковский