Letter 1094 and Letter 1998: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
m (1 revision imported)
 
m (1 revision imported)
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead
{{letterhead
|Date=4/16 February 1879
|Date=31 March/12 April 1882
|To=[[Nadezhda von Meck]]
|To=[[Nadezhda von Meck]]
|Place=[[Clarens]]
|Place=[[Moscow]]
|Language=Russian
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 511)
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 782)
|Publication={{bib|1935/56|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 2}} (1935), p. 43–44<br/>{{bib|1963/6|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том VIII}} (1963), p. 88–89
|Publication={{bib|1936/25|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 3}} (1936), p. 46<br/>{{bib|1966/43|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XI}} (1966), p. 96–97
}}
}}
==Text==
==Text==
{{Lettertext
{{Lettertext
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=
|Translator=
|Original text={{right|''Clarens''<br/>4/16 февр[аля] 1879}}
|Original text={{right|''Москва''<br/>31-го марта}}
Благодарю Вас, милый, добрый друг, за деньги и письмо. Как мне больно было читать, что, отвечая мне, Вы так сильно страдали головною болью. Я знаю по опыту, до чего мучительно это состояние, и потому я донельзя тронут тем, что Вы, несмотря на боль, всё-таки написали мне целое письмо! Боже мой, до чего Вы добры!
Дорогой друг! Прошу Вас простить меня, если после пятидневного пребывания в Москве я только сегодня собрался написать Вам. Всё хотелось найти свободный часочек, чтобы отвести душу, в беседе с Вами, но я попал здесь в такой круговорот суетливой, хотя и совершенно праздной жизни, что некогда и с мыслями собраться. Это объясняется тем, что родство у невесты моего брата огромное, — и все хотят, чтобы я у них бывал. Ежедневно я приглашаем на завтраки, обеды, вечера. Отказывать нет возможности, и вот я суетливо сную по Москве из одного дома в другой, терпеливо перенося эту адскую жизнь, ибо она будет продолжаться недолго, так как свадьба состоится 4-го апреля. Состояние духа моего ужасное. Всё это утомляет, раздражает меня до крайней степени, — но что делать! Приходится терпеть. Впрочем, я должен сказать, что круг людей, в который я попал, в сущности, довольно симпатичен. Семейство Коншиных и все их многочисленные родные, принадлежащие к классу богатого купечества, — люди очень почтенные, образованные, порядочные. Но, к несчастию, их ужасно много, и мне после 5-месячного житья в Италии, где мне было так хорошо, свободно и покойно, трудно переносить многолюдное общество. Невеста брата — девушка очень милая, держит себя чрезвычайно просто. Будучи от природы молчалива, не старается пересилить себя и вследствие этого говорит всегда искренно, просто; с братом обращается чрезвычайно нежно и заботливо, из чего я заключаю, что это натура очень тонкая. Она уже теперь поняла совершенно натуру Анатолия; она знает уже, что прежде всего это человек, требующий ласки, нежной заботливости о нем. Он, по-видимому, совершенно счастлив.
 
Завтра начнут съезжаться мои родные. Приедет и сестра с Таней, и Лев Вас[ильевич], и старший брат Николай.


Вы изъявляете предположение, что мне может не понравиться местность, в которой я буду жить? Во-первых, мне уже то в высшей степени приятно, что это будет близко от Вас, а во-вторых, чем дальше от центра города, чем ближе к парку и к лесу — тем лучше.
Милый, дорогой друг! Хотелось бы мне знать, что Вы теперь делаете. Скоро ли соберётесь уехать из Флоренции, здоровы ли Вы? Потрудитесь, начиная с следующего письма, адресовать мне уже не в Москву, а в Каменку.


Я телеграфировал Вам сегодня, прося Вас дать мне знать адрес моего будущего жилища. Дело в том, что существует только один прямой поезд отсюда в Париж. Он выходит отсюда в 3 часа дня и в 5 часов утра приходит в Париж, при этом от Лозанны до Парижа, идёт вагон без пересадки. Можно, впрочем, оставшись в Дижоне на 3 часа, попасть на другой поезд, который приезжает в Париж в 11 часов утра. Но признаюсь, что мне очень не хотелось бы ночью три часа сидеть на станции. Вот почему я полагаю ехать в Париж безостановочно, а так как совершенно невозможно, чтобы в 5 часов ночи Пахульский приехал меня встретить, то я и решился беспокоить Вас просьбой о телеграмме.
Об Италии я вспоминаю как об очаровательном сновидении. Многое, многое хотелось бы мне сказать Вам по поводу болезненных ощущений, испытываемых мною по отношению нашего отечества. Но лучше скажу это, когда буду покойнее и свободнее.  


Представьте, милый друг, что, уезжая отсюда, я повергаю в большое горе мою хозяйку и прислугу. Дело в том, что во всю зиму я был единственным жильцом, и им ужасно скучно, когда никого нет и нечего делать. Кроме того, вообще мы, т. е. я и моя хозяйка, симпатизируем друг другу. Она в высшей степени добрый, милый и внимательный человек, а так как я жилец не требовательный и никогда никаких неудовольствий не изъявлял, то она очень довольна мной, и сегодня в разговоре со мной, говоря о моем предстоящем отъезде, — она прослезилась. Не могу Вам передать, до чего это меня тронуло. Дело в том, что они-люди очень достаточные и оплакивают не те маленькие деньги, которые я им платил, а самого меня. Я уеду отсюда с самыми приятными воспоминаниями. Тем не менее очень рад, что скоро буду в Париже и вблизи Вас.
Беспредельно Вам преданный,
{{right|Ваш П. Чайковский}}
{{right|П. Чайковский}}


|Translated text=
|Translated text=
}}
}}

Latest revision as of 14:39, 12 July 2022

Date 31 March/12 April 1882
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Moscow
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 782)
Publication П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 46
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 96–97

Text

Russian text
(original)
Москва
31-го марта

Дорогой друг! Прошу Вас простить меня, если после пятидневного пребывания в Москве я только сегодня собрался написать Вам. Всё хотелось найти свободный часочек, чтобы отвести душу, в беседе с Вами, но я попал здесь в такой круговорот суетливой, хотя и совершенно праздной жизни, что некогда и с мыслями собраться. Это объясняется тем, что родство у невесты моего брата огромное, — и все хотят, чтобы я у них бывал. Ежедневно я приглашаем на завтраки, обеды, вечера. Отказывать нет возможности, и вот я суетливо сную по Москве из одного дома в другой, терпеливо перенося эту адскую жизнь, ибо она будет продолжаться недолго, так как свадьба состоится 4-го апреля. Состояние духа моего ужасное. Всё это утомляет, раздражает меня до крайней степени, — но что делать! Приходится терпеть. Впрочем, я должен сказать, что круг людей, в который я попал, в сущности, довольно симпатичен. Семейство Коншиных и все их многочисленные родные, принадлежащие к классу богатого купечества, — люди очень почтенные, образованные, порядочные. Но, к несчастию, их ужасно много, и мне после 5-месячного житья в Италии, где мне было так хорошо, свободно и покойно, трудно переносить многолюдное общество. Невеста брата — девушка очень милая, держит себя чрезвычайно просто. Будучи от природы молчалива, не старается пересилить себя и вследствие этого говорит всегда искренно, просто; с братом обращается чрезвычайно нежно и заботливо, из чего я заключаю, что это натура очень тонкая. Она уже теперь поняла совершенно натуру Анатолия; она знает уже, что прежде всего это человек, требующий ласки, нежной заботливости о нем. Он, по-видимому, совершенно счастлив.

Завтра начнут съезжаться мои родные. Приедет и сестра с Таней, и Лев Вас[ильевич], и старший брат Николай.

Милый, дорогой друг! Хотелось бы мне знать, что Вы теперь делаете. Скоро ли соберётесь уехать из Флоренции, здоровы ли Вы? Потрудитесь, начиная с следующего письма, адресовать мне уже не в Москву, а в Каменку.

Об Италии я вспоминаю как об очаровательном сновидении. Многое, многое хотелось бы мне сказать Вам по поводу болезненных ощущений, испытываемых мною по отношению нашего отечества. Но лучше скажу это, когда буду покойнее и свободнее.

Беспредельно Вам преданный,

П. Чайковский