Letter 1803

Date	19/31 January–24 January/5 February 1883
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	Paris
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 825)
Publication	П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 142–144 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 36–38

Text

Russian text (original)

Париж 19/31 янв[аря] 1883 Милый, бесценный друг! Теперь для меня объяснилось, что именно задержало брата Модеста и почему; он так долго оставлял меня в неизвестности относительно своего приезда. Он приехал третьего дня не один, а с племянницей Таней. Эта бедная девушка, в последнее время пребывавшая в Петербурге, чувствовала такую слабость, такие невозможные нервные страдания, что добрый Модест решился взять её с собой за границу с целью, главнейшим образом, повидать знаменитого доктора, специалиста по части болезней душевных вообще и происходящих от морфина в особенности, и узнать от него, можно ли спасти бедную Таню. Но так как он знал, что Таня моё больное место и что всё это очень огорчит меня, то не хотел ранее времени пугать и беспокоить меня, а решился прямо ко мне привезти её в Париж, чтобы сразу, для меня было ясно, что мы не только можем, но должны пожертвовать своим спокойствием ради того, чтобы попытаться спасти Таню, и не только её, но и её родителей, которые так любят её, что смерть или сумасшествие её (или то или другое должно рано или поздно придти, если не бороться энергически) и их убьют. Итак, Таня здесь, и теперь наше заграничное пребывание будет находиться в зависимости от указания Шарко, к которому сегодня Таня отправляется с Модестом. Если он захочет заняться ею и наблюдать за ней, — то придётся остаться в Париже до тех пор, пока это будет нужно. Если же он посоветует более тёплый климат и тишину, — тогда мы поедем в Италию.   2 февр[аля] 21 янв[аря]   Шарко сказал Тане, что вылечить её можно, но что в настоящее время она ещё слишком слаба, чтобы выдержать крайне мучительный способ лечения. Он советует ей сначала хорошенько отдохнуть от путешествия, провести, сидя по возможности дома, несколько недель, а в конце будущего месяца поступить в его заведение, и он обещается, что если она подчинится всем требованиям лечебного курса, — то к весне будет здорова. Итак, дорогая моя, в Италии мне быть не придётся. Следуя эгоистическим внушениям, я бы, конечно, мог отправиться в Рим, куда меня так и тянет, а Таню оставить здесь с Модестом и находящейся при ней девушкой, — но покинуть бедного Модеста, которому придётся выдержать много тяжёлых минут в сожительстве с этой несчастной племянницей, один вид которой расстраивает и отравляет каждое мгновение жизни, — я не могу. Я ещё не могу привыкнуть к новым порядкам жизни, обусловленным присутствием Тани, — и занятия всё это время идут так плохо, да и здоровье что-то не совсем хорошо. Не знаю, как и благодарить Вас, бесценный друг, за телеграмму с счастливым известием о сестре. Дай Вам Бог всякого блага и здоровья. Ваш до гроба, П. Чайковский Париж  5 февр[аля] 24 янв[аря]  1883 Представьте себе моё смущение, дорогая моя. Сейчас, открыв мой бювар, чтобы начать писать Вам, я нашёл ещё не отправленным предыдущий лист, написанный ещё давно, на прошлой неделе. Между тем, помню, что я Вам какое-то письмо отправил. По всей вероятности, я что-то напутал, и к Вам адресовал письмо, назначенное или брату Анатолию, или сестре, или что-нибудь вроде этого. Приезд Тани, беспокойство, постоянная тревога — всё это сделало меня крайне рассеянным, и этим объясняется, что я запутался в своей корреспонденции. Из предыдущего листа Вы уже увидите, дорогой друг, что судьба устроила мне неожиданно такую комбинацию, — что с надеждой на Италию я принуждён распроститься и остаться на неопределённое время в Париже. Это очень грустно, но делать нечего! Зато есть надежда, что племянница Таня выздоровеет, к общей радости всей семьи. Я очень люблю Париж, — но не надолго. Не знаю, как он мне покажется после нескольких месяцев. Боюсь, что шум и суета утомят меня. В настоящее время, по случаю последних дней карнавала, он очень оживлён, и, к счастию, погода стоит такая чудная, что хоть бы и в Италии. Мой милый Модест, который глубоко тронут Вашим поклоном и поручает мне передать его искреннейшую благодарность, требует, чтобы я ни в чем не нарушал установленного порядка жизни, и все заботы о Тане взял на себя. Плохой это будет отдых для него, — а он в нем очень нуждался. Он покамест легко переносит разлуку со своим воспитанником: заботы о Тане, Париж, который он не знал, — всё это отвлекает его мысли от Коли, — но я очень боюсь, что позднее он начнёт тосковать о нем и страдать от этой разлуки. Вообще же он чувствует себя хорошо и собирается хорошенько позаняться своими литературными работами, а именно: кончить повесть и написать задуманную давно комедию. Вы удивляетесь, дорогой друг, что я мало сплю, и говорите, что нужно спать больше. Но таков мой организм: он не требует более шести часов сна, и этого мне вполне достаточно, чтобы восстановлять свои физические и умственные силы. Адресую это письмо в Рим, poste restante, в той надежде, что до среды оно ещё дойдёт туда, а если не дойдёт, то его перешлют Вам. Будьте здоровы, дорогая! Ваш до гроба, П. Чайковский Попрошу Вас сюда адресовать бюджетную сумму и заранее благодарю Вас за неё.