Letter 3738

Tchaikovsky Research
The printable version is no longer supported and may have rendering errors. Please update your browser bookmarks and please use the default browser print function instead.
Date 2/14 December 1888
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Frolovskoye
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1050)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 289 (abridged)
П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 558–559
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 600–601

Text

Russian text
(original)
2 дек[абря] [18]88 г[ода]
с[ело] Фроловское

Милый, дорогой друг мой!

Не знаю, получили ли Вы письмо моё, адресованное из Вены во Флоренцию, poste restante. Я писал Вам в нем о Праге, о полученном в Вене известии о смерти Веры и о моем нездоровье. Не вполне оправившись, я выехал в Петербург и дорогой, благодаря превосходным спальным вагонам, оправился совсем. В Петербурге я узнал все подробности о последних днях бедной нашей Веры. Она с необыкновенной покорностью переносила свои страдания и совершенно сознавала близость конца. Лев Васильевич пишет, что в самое последнее время она от слабости не могла уже говорить, а только улыбалась, смотря на отца, мужа и детей. Нельзя без глубокого и умилительного чувства читать письмо это. Вера была необыкновенно симпатичное, кроткое, милое существо. Вы пишете, дорогая моя, что Вам более всего жаль мужа. Мне же гораздо больше жаль отца и мать, ибо я не видал в жизни родителей, более страстно привязанных к детям, как они. Слепая любовь эта заставила их сделать относительно воспитания детей много ошибок, но наказание слишком ужасно! Потерять одну за другой двух взрослых дочерей, которым всё сулило одни только радости и счастье, — это ужасно!

В Петербурге я провёл всего один день и теперь приехал не надолго отдохнуть в одиночестве. Здесь нашёл; я письмо Ваше от 21 ноября. Состояние моего духа, независимо от семейной горести, довольно мрачно ещё по одной причине. Сыграв мою новую симфонию 2 раза в Петербурге и раз в Праге, я пришёл к убеждению, что симфония эта неудачна. Есть в ней что-то такое отталкивающее, какой-то излишек пестроты и неискренность, деланность. И публика инстинктивно сознает это. Мне было очень ясно, что овации, коих я был предметом, относились к моей предыдущей деятельности, а самая симфония неспособна увлекать или, по крайней мере, нравиться. Сознание всего этого причиняет мне острое, мучительное чувство недовольства самим собою. Неужели я уже, как говорится, исписался, и теперь могу только повторяться и подделываться под свою прежнюю манеру? Вчера вечером я просматривал 4-ую симфонию, нашу! Какая разница, насколько она выше и лучше! Да, это очень, очень печально!

Ваша мысль, дорогая моя, чтобы я попал в Ниццу, едва ли осуществима. Ведь для этого нужно, чтобы кто-нибудь занялся устройством этого концерта и нашёл бы в этом выгоду! А я, разумеется, рад бы!

Будьте здоровы, дорогой друг!

П. Чайковский