Letter 3823
| Date | 10/22 March 1889 |
|---|---|
| Addressed to | Modest Tchaikovsky |
| Where written | Paris |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1907) |
| Publication | П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XV-А (1976), p. 79–80 |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
22/10 марта [18]89 Париж Голубчик Модя! Я пробыл в Ганновере 3 дня; в день выезда заболел и переезд совершил ужаснейшим образом, в тесноте, с страшной болью в зубах, лихорадкой, бредом и т. д. Приехал в Париж 3-го дни утром совершенно больной. С каким отвращением взирал я на парижские улицы, прежде, столь мне милые! Приехавши, лёг в постель и пролежал весь день; Беляры и Брандуков, разумеется, оказали всяческую заботу и сочувствие. Вчера, благодаря слабительному, было уже лучше, а сегодня ещё лучше, только опухоль в щеке осталась. Покамест ещё, кроме Маккара, ни у кого не был. Начал ощущать некоторое удовольствие от Парижа, но именно потому, что же начались приглашения. В Белярах особенной перемены нет; только М[ademois]elle Marie значительно постарела. Все они только и говорят что про Таню, Веру, Жоржа, вообще обнаруживают самую искреннюю любовь ко всем нашим, а старая Maria, когда приносит лампу, долго и со слезами на глазах говорит про них. Гостиница у Беляров совершенно пуста, в театрах, говорят, пусто, вообще все жалуются на плохие дела. Мне показалось, что и на бульварах нет особенного оживления. Болезненная тоска, которая в Германии всюду меня преследовала, здесь совершенно прошла, но предчувствую, что как только поеду к Бенардаки, Colonna'м и т. д., начнётся другого рода мучение — усталость от общества. Но, впрочем, слава Богу, все это уже не надолго. Ради Бога, напиши мне что-нибудь о Толе и Кавказе вообще; я не имею о них никаких сведений и начинаю беспокоиться. И хочется мне опять из Лондона в Тифлис ехать и домой тоже скорей хочется; не знаю, на что решиться. Обнимаю! Твой, П. Чайковский Колю, Боба целую. |
22/10 March 1889 Paris Golubchik Modya! I stayed in Hannover for 3 days; on the day of my departure I fell ill and accomplished the journey in the most awful fashion, in cramped conditions, with terrible toothache, fever, delirium, etc. I arrived in Paris on the morning of the 3rd, thoroughly ill. I viewed the streets of Paris, hitherto so dear to me, with such revulsion. On arriving, I went to bed and lay there all day. Naturally the Beliards and Brandukov, afforded me all manner of care and sympathy. Yesterday, thanks to a laxative, I was already feeling better, and today I'm better still, with only the swelling in my cheek remaining. So far I've visited no-one besides Mackar. I began to experience some enjoyment from Paris, but this was precisely when the invitations started. The Beliards haven't changed particularly; only Mademoiselle Marie has notably aged. They all just talk about Tanya, Vera and Georges, showing their most sincere love for all of us in general, and when old Maria brings the lamp, she talks about them for ages with tears in her eyes. The Beliards' hotel is completely empty; they say the theatres are empty, and everyone in general is complaining about poor business. There didn't seem to me to be much activity on the boulevards either. The painful melancholy that pursued me everywhere in Germany has completely passed here, but I have a presentiment that as soon as I go to see Benardaky, Colonne and the like, another sort of torment will begin — being tired of company. But, thank God, all this won't last for long, however. For God's sake write something to me about Tolya and the Caucuses in general; I've had no information about them, and I'm starting to worry. Although I want to go from London to Tiflis again, I also want to go home quickly; I don't know what to decide. Hugs. Yours, P. Tchaikovsky |
