Letter 370 and Letter 2152: Difference between pages
No edit summary |
No edit summary |
||
| Line 1: | Line 1: | ||
{{letterhead | {{letterhead | ||
|Date= | |Date=1/13 November 1882 | ||
|To=[[ | |To=[[Modest Tchaikovsky]] | ||
|Place=[[ | |Place=[[Kamenka]] | ||
|Language=Russian | |Language=Russian | ||
|Autograph=[[ | |Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 1681) | ||
|Publication= | |Publication={{bib|1966/43|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XI}} (1966), p. 272–273 | ||
}} | }} | ||
==Text | ==Text== | ||
{{Lettertext | {{Lettertext | ||
|Language=Russian | |Language=Russian | ||
|Translator= | |Translator= | ||
|Original text={{right|'' | |Original text={{right|''Каменка''<br/>1-го ноября}} | ||
Модичка! В очень неблагоприятную минуту приходится писать тебе, и потому извини, что письмо будет жалкое, неинтересное. Я в эту минуту нахожусь в страшно расстроенном состоянии, и вот почему. За обедом учитель Мити и Володи 1 спрашивает меня: когда я поеду в Рим. Я ответил: не знаю, но знаю, что через несколько дней еду в Москву и Петербург. В эту минуту Таня вдруг обращается ко мне и говорит: «Не правда ли, мне можно будет с тобой ехать?» Не знаю, что я пробормотал в ответ, но знаю, что моментально кровь мне бросилась в голову, и я, должно быть, страшно Покраснел. Никак я не ожидал этого. Мне казалось, что Таня умнее, чем она есть. Болезненность ощущений, которые испытываю в отношении её, такова, что никаким пером её не описать. Я не только не могу с ней провести ''tête-à-tête'' два дня путешествия, но даже тут, в большом обществе, я положительно делаюсь ''болен'', как только она входит в комнату, где я. Конечно, она этого не заслуживает, конечно, я виноват в том, что буквально не могу переносить её и постоянно мучаюсь сознанием этой несправедливости, — но тем не менее факт тот, что я смотрю на путешествие с ней как на величайшее бедствие. Только одно меня не радовало, когда я помышлял о предстоящей поездке, сулящей мне множе-ство тяжёлых минут, — это то, что я не ''буду видеть её'', и вдруг не только я ''с ней поеду'', но и обречён в Москве и Петербурге проводить с ней время! Нет, я решительно не могу этого. и как это ни будет жестоко, — я должен выдумать что-нибудь чтобы избегнуть этой совместной поездки. Напрягаю мозги, чтобы что-нибудь выдумать, исключительно занят этим, и потому прости, что кое-как пишу. Ты такие чудные, интересные письма мне пишешь! | |||
Про здешнюю жизнь ничего особенного сказать нечего. Все более или менее здоровы. Таня пролежала опять несколько дней, — но это уж так вошло в обычай, что особенного смущения не производит. Занятия мои идут порядочно, — но не так скоро, как я бы этого желал. Как я жалею, что не уехал раньше. Мне хотелось кончить первое действие, прежде чем уехать, и вот дождался того, что Таня едет в одно время со мной. | |||
Последнее твоё письмо, где ты распространяешься о ''Гитри'', мне было приятно в особенности оттого, что ''Гитри'' заслонил собой неприглядность твоей петербургской жизни. Но я думаю. что ты, щадя меня, стараешься не напирать на мерзость твоего теперешнего положения. Чувствую, что в Петербурге буду лишь сожалеть тебя, и мысль, что ты останешься в этой мерзости запустения, когда я поеду за границу, отравляет мне все удовольствие путешествия. Ах, если б ты мог, бедненький, удрать! | |||
Не знаю, как порешу с своим отъездом, но когда что-нибудь придумаю, — извещу. Во всяком случае, в этом месяце увидимся. Целую, обнимаю тебя и Колю. Прости, что кое-как пишу. | |||
{{right|Твой П. Чайковский}} | |||
|Translated text= | |||
}} | }} | ||
Revision as of 14:45, 13 April 2020
| Date | 1/13 November 1882 |
|---|---|
| Addressed to | Modest Tchaikovsky |
| Where written | Kamenka |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1681) |
| Publication | П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 272–273 |
Text
| Russian text (original) |
Каменка 1-го ноября Модичка! В очень неблагоприятную минуту приходится писать тебе, и потому извини, что письмо будет жалкое, неинтересное. Я в эту минуту нахожусь в страшно расстроенном состоянии, и вот почему. За обедом учитель Мити и Володи 1 спрашивает меня: когда я поеду в Рим. Я ответил: не знаю, но знаю, что через несколько дней еду в Москву и Петербург. В эту минуту Таня вдруг обращается ко мне и говорит: «Не правда ли, мне можно будет с тобой ехать?» Не знаю, что я пробормотал в ответ, но знаю, что моментально кровь мне бросилась в голову, и я, должно быть, страшно Покраснел. Никак я не ожидал этого. Мне казалось, что Таня умнее, чем она есть. Болезненность ощущений, которые испытываю в отношении её, такова, что никаким пером её не описать. Я не только не могу с ней провести tête-à-tête два дня путешествия, но даже тут, в большом обществе, я положительно делаюсь болен, как только она входит в комнату, где я. Конечно, она этого не заслуживает, конечно, я виноват в том, что буквально не могу переносить её и постоянно мучаюсь сознанием этой несправедливости, — но тем не менее факт тот, что я смотрю на путешествие с ней как на величайшее бедствие. Только одно меня не радовало, когда я помышлял о предстоящей поездке, сулящей мне множе-ство тяжёлых минут, — это то, что я не буду видеть её, и вдруг не только я с ней поеду, но и обречён в Москве и Петербурге проводить с ней время! Нет, я решительно не могу этого. и как это ни будет жестоко, — я должен выдумать что-нибудь чтобы избегнуть этой совместной поездки. Напрягаю мозги, чтобы что-нибудь выдумать, исключительно занят этим, и потому прости, что кое-как пишу. Ты такие чудные, интересные письма мне пишешь! Про здешнюю жизнь ничего особенного сказать нечего. Все более или менее здоровы. Таня пролежала опять несколько дней, — но это уж так вошло в обычай, что особенного смущения не производит. Занятия мои идут порядочно, — но не так скоро, как я бы этого желал. Как я жалею, что не уехал раньше. Мне хотелось кончить первое действие, прежде чем уехать, и вот дождался того, что Таня едет в одно время со мной. Последнее твоё письмо, где ты распространяешься о Гитри, мне было приятно в особенности оттого, что Гитри заслонил собой неприглядность твоей петербургской жизни. Но я думаю. что ты, щадя меня, стараешься не напирать на мерзость твоего теперешнего положения. Чувствую, что в Петербурге буду лишь сожалеть тебя, и мысль, что ты останешься в этой мерзости запустения, когда я поеду за границу, отравляет мне все удовольствие путешествия. Ах, если б ты мог, бедненький, удрать! Не знаю, как порешу с своим отъездом, но когда что-нибудь придумаю, — извещу. Во всяком случае, в этом месяце увидимся. Целую, обнимаю тебя и Колю. Прости, что кое-как пишу. Твой П. Чайковский |
