Letter 1840

Date	24 August/5 September 1881
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 740)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 479–480 (abridged) П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 2 (1935), p. 545–547 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 205–207

Text

Russian text (original)

Каменка 24 августа Не хочу растравлять Вашей раны, милый, дорогой друг мой, и потому не скажу ничего относительно чувств, испытанных мной, когда я прочёл известие о продаже Браилова. Дай Бог Вам поскорее свыкнуться с мыслью об этой утрате. Мне кажется, что, дабы забыть это, если возможно, и вообще успокоиться, Вам необходимо как можно скорее уехать за границу. Пока Вы находитесь в центре Вашей деловой сферы, сожаление об утрате Браилова будет, мне кажется, брать верх над сознанием освобождения от главного источника забот Ваших. Но итальянское солнце, свобода и тишина заставят Вас сильнее ценить тот результат продажи Браилова, что большая обуза свалилась с плеч Ваших. Я решительно не знаю теперь, где проведу сентябрь. Здесь оставаться мне бы не хотелось, ибо, во 1-х, никого не будет, а, во 2-х, дом будет постепенно разоряться по случаю перевозки всей обстановки в Киев, — а это совсем не весёлая картина для моего бедного Алёши, которого мне хотелось бы повеселить в те три недели, которые он проведёт со мной. Очень вероятно, что в начале сентября я попаду в Москву и Петербург и затем куда-нибудь уеду с Алёшей, может быть, в деревню к Модесту. Дорогой друг мой! Я боюсь, что каменские жители будут лишены удовольствия увидеть в среде своей милых сыновей Ваших. Сестра моя едет прямо в Киев для свидания с своими мальчиками и двумя дочерями. Оттуда она проедет прямо в Одессу, где должна по требованию карлсбадского доктора купаться в море. Доктор этот не хотел её пустить из Карлсбада прежде, чем она не дала слова провести несколько дней на берегу моря. Так как она очень стосковалась, проживя два месяца без детей, то берет с собой в Одессу маленького Юрия и двух дочерей — Веру и Анну; старшая же, Таня, вместе с отцом будут жить в Киеве для надзора за мальчиками и Тасей, а также для приготовления к концу сентября квартиры, в которой все семейство водворится на зиму. Таким образом, в Каменке в начале сентября никого не будет. Не найдёте ли Вы возможным отпустить сыновей Ваших или, по крайней мере, Колю в Одессу? Мне очень досадно и грустно, что Каменке не удалось эти летом залучить Колю и Сашу, жаль будет, если придётся ещё на один год отложить знакомство их с семейством Льва Вас[ильевича]! Мне невыразимо хотелось бы, чтобы судьба поставила Вас когда-нибудь в возможность услышать мою «Серенаду» в настоящем исполнении. Она много теряет на фортепиано, и мне кажется, что две средние части, будучи исполнены скрипками, заслужили бы с Вашей стороны симпатию. Но мнение Ваше совершенно справедливо относительно первой части и финала. Тут действительно только игра звуков, не способная задеть сердечные струнки. В 1-ой части я заплатил дань моему поклонению Моцарту; это намеренное подражание его манере, и я был бы счастлив, если бы нашли, что я не слишком далёк от взятого образца. Не смейтесь, дорогая моя, что я так заступаюсь за своё последнее детище. Мои отцовские чувства к нему, вероятно, ещё оттого так пылки, что с тех пор я ничего не написал. Никогда не извиняйтесь передо мной, дорогая моя, если не вполне одобряете то или другое из моих писаний. Мне и в голову не приходит никогда сетовать за откровенное изложение мнений. Неужели же я могу хотеть, чтоб Вы всегда безусловно хвалили меня? Напротив, чем откровеннее Вы будете всегда мне высказывать Ваши впечатления от моей музыки, тем отраднее мне будет принимать Ваши одобрительные отзывы. Впрочем, я всё-таки льщу себя надеждой, что если не вся серенада, то некоторые части её попадут в число Ваших любимцев. Мне очень, очень хотелось бы этого! Вы спрашиваете меня о романсах Балакирева. Я совершенно разделяю Ваше мнение относительно их. Это, положительно, маленькие chef d'oeuvr'ы, и некоторые из них я люблю до страсти. Было время, когда я не мог без слез слушать «Песнь Селима», и ещё я высоко ставлю его «Песнь золотой рыбки». В хорошем исполнении этот последний романс производит обаятельное впечатление. Я ничего не буду писать Вам о состоянии моего духа, ибо боюсь увлечься и впасть в жалобный тон. Одно только скажу: мне просто необходим отдых и одиночество, и я мечтаю об Италии, о каком-нибудь уголке Рима или Флоренции, где бы можно было спрятаться. Я много рассчитывал на прелести Симаков; теперь, когда это оказалось неосуществимо, буду лелеять мечту об Италии, которую приведу в исполнение, если останусь жив и здоров, в начале октября. Предстоящий приезд Алёши не только не утешит и не уврачует мои сердечные раны, но, скорее, растравит их. Сознавать, что он вернулся ко мне другим и притом только для того, чтобы снова оставить меня, — это будет очень горько и отравит удовольствие свидания. Будьте здоровы, дорогая моя, дай вам Бог поскорее устроиться с делами и уехать подальше! Кто знает, быть может, где нибудь в Италии придётся нам пожить в одно и то же время! Безгранично Вам преданный, П. Чайковский