Letter 4729

Tchaikovsky Research
The printable version is no longer supported and may have rendering errors. Please update your browser bookmarks and please use the default browser print function instead.
Date 16/28 July 1892
Addressed to Mikhail Ippolitov-Ivanov
Where written Klin
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 201)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 550–551 (abridged)
Искусство, том 3 (1927), выл. 4, p. 171–172 (abridged)
Бюллетень Дома-музея П. И. Чайковского в Клину (1947), No. 2, p. 49–51
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-Б (1979), p. 132–133

Text

Russian text
(original)
16 июля [18]92
г[ород] Клин, Моск[овской] губ[ернии]

Мишенька, мой милый! Я, по-видимому, ужасно перед тобой виноват, — но менее, чем ты думаешь. Письмо твоё, пересланное мне в Виши из Клина, я получил за 5 минут до отъезда и потому оттуда отвечать не мог. Затем в Париже, где я провёл 3 дня, и в Петербурге столько же, не нашлось досуга, а здесь, едва приехавши, я принуждён был засесть за особенно спешные корректуры и так заработался, что запустил совсем свою корреспонденцию. Прости, ради Бога! Знай, что как бы редко и мало я ни писал, — моя искреннейшая дружба к тебе и к твоим никогда не искоренится из моего сердца. Это так же невозможно, как невозможно, чтобы я простил и полюбил твоего тезку М. М. Иванова же, только не Ипполитова. Ах, какой сукин сын? Сегодня в «Нов[ом] вр[емени]» я прочёл целый фельетон об его Реквиеме!!! А мне эта комическая пакость известна!!! Впрочем, к черту его. Скажу кое-что про себя. В мае месяце я мирно проживал у себя в Клину (теперь я живу в самом городе) и написал вчерне первую часть и финал новой симфонии. В начале июня через Петербург, где я захватил племянника Давыдова, отправился пить воды в Виши, куда меня уже давно посылали. Показал племяннику с казовой стороны Париж, который в это время года особенно очарователен, и засим немилосердно скучал и тосковал в проклятом, антипатичном Виши. Теперь сижу дома и корректирую оперу и балет во всевозможных видах начиная с партитуры того и другого. Все это требует большой спешности, и теперь не до симфонии, которая и в Виши не подвинулась ни на йоту. Ты скажешь: поручи корректуру другому? Как бы не так, опыт научил меня никому, решительно никому не доверять. Думаю, что, по крайней мере месяца полтора, я буду занят исключительно этой несносной, мучительной работой. А засим? Засим я лелею мечту побывать в Тифлисе, — ты не можешь себе представить, как меня туда тянет!!! Весьма, весьма возможно, что в сентябре или в октябре я хоть ненадолго появлюсь на берегах Куры.

Анатолий систематически губит свою служебную карьеру. В Н[ижний] Н[овгород] его перевели, ибо с ревельским губ[ернатором] он жил на ножах — так же, как и с Шервашидзе. Но об этих печальных вещах лучше подробно поговорим при свиданьи. Что поделывает, как себя чувствует моя милая, симпатичнейшая ломачка! Целую крепко её ручку. Тебя, голубчик, обнимаю и Анну Михайловну с Татой тоже. Вере Нииолаевне поклон.

П. Ч.

Не могу вспомнить, куда заложил твоё письмо, и не знаю, были ли там вопросы, на которые ты желаешь ответа.

Напиши, пожалуйста, что теперь работаешь?