Letter 4367 and Cambridge: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
m (1 revision imported)
 
mNo edit summary
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead
<!-- mapframe text="Map showing Cambridge" width=350 height=350 zoom=5 latitude=52.2049 longitude=0.1192 lang="en"> { "type": "Feature",  "properties": { "marker-color": "#ff0000", "marker-size": "medium", "marker-symbol": "" }, "geometry": { "type": "Point", "coordinates": [0.1192, 52.2049] }}</mapframe>-->
|Date=6/18 April–15/27 April 1891
|To=[[Modest Tchaikovsky]]
|Place=Atlantic Ocean–[[New York]]
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 1964)
|Publication={{bib|1902/25|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 3}} (1902), p. 437–446 ("9–15 Apr") (abridged)<br/>{{bib|1955/37|П. И. Чайковский. Письма к близким}} (1955), p. 481–486 (abridged)<br/>{{bib|1978/54|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XVI–А}} (1976), p. 89–98<br/>{{bib|1981/81|Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography}} (1981), p. 482–488 (English translation; abridged)<br/>{{bib|1986/68|Tchaikovsky in America}} (1986), p. 39–49 (English translation)
}}
==Text==
{{Lettertext
|Language=Russian
|Translator=
|Original text={{right|18/6 апр[еля] 1891<br/>9 час[ов] вечера}}
Я буду писать дневник переезда и по прибытии в Нью-Йорк пошлю его тебе, а ты сохрани, пожалуйста, ибо у меня есть намерение написать статью, матерьялом для которой и послужит этот дневник.


Третьего дня я выехал вечером из Парижа. Меня провожали Вася, Ментер и Конюс. Проночевал в постылом Руане, утром уложился и в 2 часа выехал в Гавр. С желIезной] дор[оги] отправился прямо на пристань и занял свою каюту. Пароход оказался одним из колоссальнейших и роскошнейших. Пообедал в городе, пошлялся и в 10 часов водворился в своей каюте. До сих пор мысль о поездке, волнение, сопряжённое с переездом, предвкушение океана — все это значительно рассеивало меня. Но очутившись в своей каюте, я почувствовал себя так глубоко несчастным, как никогда. Главное, досадно, что я не получил ответа на мою телеграмму к ''Коле'', и не понимаю почему? Вероятно, обычное телеграфное недоразумение, — но ужасно тяжело было уехать, не имев весточки из Петербурга. Катерины Ивановны вчера на пароходе не оказалось; я страстно желал, чтобы она была. Лёг спать, утешая себя мыслью, что она приедет, как большинство пассажиров, с экстренным поездом, прямо к часу отхода. Сегодня, проснувшись поздно (в 8 ч[асов]), когда пароход уже был на полном ходу, я вышел из каюты в уверенности, что найду её в числе пассажиров… но увы! Её нет. Долго надеялся я, что она, может быть, спит, что она появится позднее. Ах, как мне этого страстно хотелось!!! Нет, право, без преувеличения я скажу, что никогда не чувствовал себя столь жалким, одиноким, несчастным! Мысль, что ещё неделю плыть, что тольк[о] в Нью-Йорке я буду иметь какие-нибудь сведения, ужасает меня. Проклинаю эту поездку!!!
'''''Cambridge''''' is a university town and the administrative centre of the county of Cambridgeshire, England.


Пароход удивительно роскошен; это настоящий плавающий дворец. Пассажиров не особенно много. В 1-ом классе 80 человек. Порядок дня такой. В 7 часов дают чай или кофе, и можно требовать к себе в каюту. От 9 до 11 завтрак; т. е. каж[дый] может, сев на своё место, потребовать сколько хочет кушаний, а их на карте штук 10; при этом едят свободно, т. е. когда кто хочет, лишь бы не раньше 9 и не позже 11. В 1½ {{und2|lunch}}, т. е. опять обильный завтрак. Я отказался от него, но, кажется, я один. В 5½ обед, очень обильный и вкусный. Я сижу за небольшим столом вместе с каким-то американским семейством. Очень неудобно и скучно.
==Tchaikovsky in Cambridge==
Tchaikovsky was awarded an honorary doctorate by Cambridge University in 1893 (at the instigation of [[Charles Villiers Stanford]]), and arrived there on 31 May/12 June.
{{picture|file=Photo126.jpg|caption='''Tchaikovsky in his doctoral robes'''<br/>(photographed by Florence Maitland)}}
He stayed with the eminent legal historian and professor of law [[Frederic Maitland]], who had invited him to be his guest at the West Lodge of Downing College. Ill-at-ease at first, he soon found the professor and his wife, Florence, to be "charming and delightful people—and Russophiles to boot". Florence and her sister Adeline both played for Tchaikovsky. The festivities lasted two days.  


В 5 часов случилась трагедия, произведшая на меня, как и на всех пассажиров, тяжёлое впечатление. Я был внизу, как вдруг раздался свисток, пароход остановился, и поднялась всеобщая беготня и суета; тотчас же спустили шлюпку. Кинувшись наверх, я узнал следующее. Один молодой человек из 2-го класса, вдруг вынув из кармана бумажник и написав несколько строк, вскочил на борт и бросился в воду. Кинули пояс, шлюпка сейчас же отправил ась на розыски. Мы все в немом ужасе следили за ней. Но ничто не появилось на поверхности, и через полчаса шлюпка вернулась и мы поплыли дальше. В бумажнике оказалось 35 фр[анков], и на листочке записной книжки очень неразборчиво написано (я сам читали первый даже разобрал начало, ибо записка немецкая, а пассажиры все американцы или французы): «''Ich bin unschuldig; der Bursche Weiss…''», а дальше каракули, которых никто не мог разобрать. Из разговоров публики ясно, что молодой человек весь день обращал на себя внимание своими странностями и что он сумасшедший.
On the afternoon of his arrival, Tchaikovsky directed the first performance in England of ''[[Francesca da Rimini]]'' at a concert in Cambridge's Guildhall and then attended a "gala dinner and still more gala reception" <ref name="note1"/>.


После обеда я бродил по палубе, и жажда общения была так сильна, что я пошёл во 2-ой класс и отыскал там ''commis-voyageur''а, с которым ехал вчера из Руана и который был очень весел и разговорчив. Отыскал и поболтал с ним. Но от этого мне не легче.
The next day, the ceremony awarding him the honorary doctorate took place. Before he left the Maitlands' house, Florence and Adeline pinned a rose in Tchaikovsky's buttonhole and took his photograph (see right).  


Погода великолепная; море тихо, и пароход идёт так покойно и ровно, что иногда забываешь, что находишься не на суше. Сейчас видели ''маяк'' на западной конечности Англии. Это последняя ''земля'' до самого Нью-Йорка.
The ceremony included an official luncheon and reception given by the wife of the university vice-chancellor. Doctor of Music degrees ''honoris causa'' were conferred not only on Tchaikovsky and [[Camille Saint-Saëns|Saint-Saëns]], but on composers from three other countries: Max Bruch of Germany, Arrigo Boïto of Italy, and [[Edvard Grieg]] of Norway (although Grieg, for reasons of ill health, was not present at the ceremony).


Будь другие условия поездки, не случись того, что случилось, и будь со мной кто-нибудь (хоть, напр[имер], Кат[ерина] Ив[ановна]), — то можно было бы только наслаждаться этим путешествием.
Tchaikovsky returned to [[London]] later that same day (1/13 June 1893). "Cambridge, with its ''colleges'' resembling monasteries, its peculiarities of manners and customs (many of which date from medieval times), its buildings reminiscent of times long past, made a very favourable impression. It is pleasant to think of this now, but at the time it was very arduous and exhausting" <ref name="note2"/>.


А всё-таки не понимаю, почему ''Коля'' не отвечал. Уезжая из Руана, я сделал распоряжение для перетелеграфирования мне на пристань текста телеграммы, и если не получил её, то значит целых {{und2|два дня}} прошло после моей депеши!!! Самые невероятные и ужасные. вещи мне представляются, и особенно и беспокоюсь о ''Бобе''.
==Bibliography==
* {{bib|1903/10}} (1903)
* {{bib|1903/11}} (1903)
* {{bib|1904/24}} (1904)
* {{bib|1914/8}} (1914)
* {{bib|1966/8}} (1966)
* {{bib|1968/47}} (1968)
* {{bib|1973/50}} (1973)
* {{bib|1979/54}} (1979)
* {{bib|1980/76}} (1980)
* {{bib|1980/112}} (1980)
* {{bib|1993/99}} (1993)
* {{bib|1993/215}} (1993)
* {{bib|1993/273}} (1993)
* {{bib|1994/75}} (1994)


--------
==External Links==
{{right|19/7 апр[еля]<br/>8 ч[асов] веч[ера]}}
* [[wikipedia:Cambridge|Wikipedia]]
Утром началась боковая качка, постепенно увеличивавшаяся и теперь дошедшая до того, что по временам на меня находит невыразимый страх. Весьма успокаивающим образом действует то, что почти все пассажиры уже много раз плавали и нисколько не боятся того, что я боюсь, т. е. погибели, а некоторые, и то пока немногие, боятся морской болезни. Последняя мне не страшна нисколько, ибо я не чувствую никаких намёков на неё. ''Гарсоны'', с которыми я говорю о качке, говорят, что это просто ''une mer un peu grosse''; но что же будет, если она будет très grosse?!!!


Вид моря очень красив, и в те часы, когда я свободен от страха, я наслаждаюсь дивным зрелищем. Интересуют меня очень три чайки больших размеров (кажется, это альбатросы), которые упорно следят за нами, и мне говорят, что они будут плыть с нами до ''Terre-Neuve''. Но когда ж они отдыхают, и как они про водят ночь?
==Notes and References==
 
<references>
Я весь день читал, ибо, кроме чтения, ничего не могу выдумать. Сочинять противно. Тоска продолжает грызть меня. Мой приятель commis-voyageur, когда я попытался излить ему, что я чувствую, сказал: «Et bien, à votre àge c'est assez naturel'», на что я очень обиделся. Впрочем, он премилый и превесёлый малый, и я сегодня несколько раз болтал с ним и с его приятелями. ''Гарсон'' из курительной комнаты предложил мне участвовать в пари на цифру пройдённых миль к 12 часам дня. Я дал потребованные 5 франков, а в 12¼ он принёс мне 50. Оказалось, что я выиграл, — как? Я этого не понимаю.
<ref name="note1">{{bib|1991/72}} (1991), p. 566–567</ref>.
 
<ref name="note2">[[Letter 4954]] to [[Pyotr Jurgenson]], 3/15 June 1893</ref>.
За обе[дом] пришлось вести беседу с несимпатичной француженкой, сидящей против меня. Осталось плыть ещё неделю. Уж я лучше не буду высказывать, что чувствую. Знаю только, что это в последний раз… Нет, в мои годы нужно сидеть дома, поближе к своим. Мысль, что я так далеко от всех близких, просто убивает меня. Впрочем, слава Богу, совершенно здоров.
</references>
 
[[Category:Places]] [[Category:United Kingdom]]
Вчера весь вечер одна ''мисс'' пела итальянские романсы и пела так нагло, так мерзко, что я удивлялся, как кто-нибудь ей дерзость не сказал.
 
--------
{{right|20/8 апр[еля]}}
Ночь провёл очень хорошо. Когда все уже легли, я долга гулял в пальто (заменяющем халат) и туфлях по палубе. Ветер стихал, и когда я спустился в каюту, было достаточна тихо. Сегодня погода солнечная, но с ветром, начавшимся около полудня и постоянно усиливавшимся. Качка была уже не боковая, а поперечная, но пароход до того громаден, что больных сравнительно немного. Страху я сегодня испытывал мало, но зато по временам были какие-то намёки на морскую болезнь. Дружба с французом commis-vоуаgеuг'ом и его приятелями (все они во 2-ом классе) становится все теснее. Они очень весёлые, бойкие, и мне с ними как-то легче, чем с чинными и важными пассажирами 1-го класса. Один из новых приятелей — сын богатого ''арматёра'', занимающегося на ''Terre-Neuve'' ловлей трески. Он на очень курьёзном французском ''patois'' рассказывал мне подробности о ловле трески. У них несколько парусных судов, уходящих (как описывает Pierre Loti) на многие месяцы ловить треску, и этот молодой человек (ему лет 18) уже несколько раз совершал подобные кампании и успел испытать очень много. Я ходил по их приглашению к ним во 2-ой класс, куда они позвали бедного эмигранта, едущего в Америку с своей учёной обезьяной, которая представляла нам разные штуки. Состояние моей головы и сердца совершенно особенное. Я начинаю привыкать вовсе не думать о всем, что меня терзает, т. е. о доме, о России, о близких. Заставляю себя думать только о пароходе, об том, как бы убить время чтением, прогулкой, разговором с французами, едой, — а главное, созерцанием моря, которое сегодня неописанно прекрасно, ибо освещено солнцем. Заход был удивительный. Таким образом, я в себе не чувствую самого себя, а как бы кого-то другого, плывущего по океану и живущего интересами минуты. Смерть Саши и все, что сопряжено мучительного с помыслами о ней, являются как бы воспоминаниями из очень отдалённого прошлого, которые я без особенно[го] труда стараюсь отогнать и вновь думать об интересах минуты того не Н, который во ''мне'' едет в Америку. Пассажиры 1-го класса, с коими я постоянно сталкиваюсь, мало интересны. Все это необыкновенно банальные американцы и американки, очень франтоватые, но нимало не симпатичные. Интереснее других спутников-одноклассников — канадский епископ со своим секретарём. Он ездил за благословением папы. Вчера утром он служил в особенной каюте ''une messe basse'', на которую н случайно попал. Качка, в ту минуту как пишу, увеличивается; но я теперь понимаю, что в океане без качки быть не может, и привыкаю к ней. Иду спать.
 
---------
{{right|21/9 апр[еля 18]91 г[ода]}}
Ночью качало так сильно, что я проснулся и на меня напал страх, биение сердца, почти лихорадка. Но добрая рюмка коньяку скоро подействовала успокаивающим образом. Я надел пальто и вышел на палубу. Ночь лунная, чудная. Увидевши, как все идёт обычным порядком, я понял, что тревожиться решительно нечего. Если бы была опасность, конечно, команда суетилась бы. Зрелище океана, если не бушующего, то все же тревожного, ночью, при полной луне — неописанно красиво.
 
Засим я отлично заснул. С утра волнение стало уменьшаться и мало-помалу перешло в тихую зыбь. Мы вошли в ''Голф-стрем''; это чувствуется по тому, что стало вдруг тепло, как летом. Весь день пароходная публика веселилась. Нужно сказать, что с нами едет несколько сот эмигрантов; по большей части из ''Эльзаса''. Как только погода хорошая, они устраивают бал, и смотреть на их танцы под звуки ''гармоники'' очень весело. Эмигранты вовсе не имеют печального Вида. Едет с нами 6 кокоток низшего сорта, законтрактованные одним господином, специально этим занимающимся и сопровождающим их. Одна из них очень недурна, и мои приятели из 2 класса все поочерёдно пользуются её прелестями. Вид они имеют жалкий, общипанный и голодный. Главный из моих приятелей (commis-voyageur) удачно ухаживает за пассажиркой 2-го класса и уже вступил с ней в связь. Когда они удаляются в его каюту, приятели его берут на себя попечение о её сынишке и нянчатся с ним. Сейчас я был этой весёлой ватагой приглашён к ним во 2-ой класс, и ''commis-voyageur'' потешал меня и всю остальную публику пением гривуазных куплетов и карикатурным изображением французских судебных порядков; все это проделал он с таким неподдельным комизмом, что я от всей души смеялся. Несимпатичная дама, соседка по столу за обедом, с которой поневоле приходится теперь разговаривать, оказалась женой артиста из Бостонского оркестра. Вследствие того разговор был сегодня музыкальный. Она рассказывала мне интересные для музыканта вещи про Бостонские концерты и тамошнюю музыкальную жизнь.
 
Сегодня мы встретили несколько парусных судов, одного громадного кита, испускавшего роскошный фонтан, и кашалота. Но я пропустил и того и другого.
 
-------
{{right|22/10 апр[еля] [18]91 г[ода]}}
Я воображал, что я неуязвим в отношении ''морской болезни''. Оказывается — уязвим. Ночью погода постепенно ухудшалась; когда я встал в 7 часов, она была настолько скверна и море настолько бурно, — что я наслаждался, взирая на огромные океанские волны. Но потом стало все хуже и хуже, а в 2 часа дня было до того ужасно, что я каждую минуту ожидал погибели. Разумеется, о погибели и речи нет. Это самая обыкновенная скверная атлантическая погода; не только капитан и его помощники, но все гарсоны относятся к ней как к чему-то самому простому и обыкновенному. Но я, судивший об океане как о Средиземном море, — для меня это представляется адом. Все трещит, мы то проваливаемся в бездну, то вздымаемся до облаков, на палубу выйти даже и подумать нельзя, ибо ветер немедленно свалит... одним словом, скверно и ''страшно'' с непривычки. Масса пассажиров больны, но есть и много таких, что в ус не дуют и даже играют на фортепьяно, в карты и т. п. За завтраком у меня не было аппетита; после завтрака меня ''мутило'', а за обедом я не мог без отвращения взирать на еду. После супа ушёл Уверяли, что к вечеру станет лучше; но стало хуже...
 
Случилась большая неприятность. У меня из ящика над постелью украли кошелёк с 460 франк[ами] золотом. Подозреваю прислуживающего гарсона. Объявил à ''M[onsieu]r le commissaire''. Вывешено объявление. Но для меня ''кража'' очевидна. Хорошо, что кроме того у меня есть деньги.
 
Тошнить не тошнит, но скверно. Качка все увеличивается. Спать не придётся. ''Коньяк и кофе'' — моё единственное питание сегодня.
---------
{{right|23/11 апр[еля] [18]91}}
Ночь прошла отвратительно. Так кидало со стороны на сторону, что спать было почти невозможно. Я засыпал множество раз и при первом сильном толчке просыпался. Утром стало лучше, и в течение дня до 4 часов было совсем сносно. Однако я за завтраком ни куска не мог проглотить. Потом началось новое бедствие. Приблизившись к ''Bancs de sables'' около ''Terre-Neuve'', мы. как это всегда, по-видимому, бывает в этом месте, вошли в полосу густого тумана. Это то, чего больше всего боятся в море, ибо столкновение, хотя бы с маленьким парусным судном, — гибель. Ход уменьшили, и через каждые полминуты действует ''сирена'' — аппарат, испускающий ужасающий рёв, вроде рыкания колоссального тигра. Это страшно действует на нервы. Впрочем, в ту минуту, как пишу, туман начинает редеть и сирена ревёт реже. На пароходе узнали, кто н, и теперь беспрестанно подходят разные господа и спрашивают, я ли такой-то. Засим начинаются любезности, комплименты, беседы. Знакомых набралась масса, и теперь я уже никак не могу найти места, где бы походить одному. Куда ни пойду — знакомый, тотчас начинающий ходить рядом и разговаривающий. Кроме того, пристают чтобы я сыграл. Я отказываюсь, — но, кажется, придётся что-нибудь исполнить на скверном пьянино, чтобы отделаться. Все помыслы мои: когда все это кончится и когда я наконец дома буду? Других мыслей сегодня не было. Считаю, соображаю и мечтаю о блаженстве возвращения.
 
Туман проходит, но зато опять начинается качка... О пропавшем кошельке ни слуху, ни духу.
--------
{{right|24/12 апр[еля]<br/>8 ч[асов] веч[ера]}}
Решительно не в состоянии писать. Со вчерашнего вечера я страдалец. Дует жесточайший ураган. Говорят, он был предсказан метеорологической обсерваторией. Это что-то ужасное! Впрочем, ужасно более для меня, новичка. Многие из пассажиров и в ус не дуют. Говорят, что это будет продолжаться до Нью-Йорка. Страдаю я больше нравственно, чем физически: попросту — трушу и ужасаюсь.
---------
{{right|25/13 апр[еля] [18]91<br/>8 ч[асов] веч[ера]}}
После того как написал предыдущие строчки, я поднялся в ''lumoir'', где обыкновенно по вечерам бывает много пассажиров, курящих, пьющих, играющих в карты, в домино и т. д. Их было мало, и все сидели задумчивые и озабоченные. Я выпил пунш и сошёл к себе. Буря все увеличивалась. Лечь и думать нечего. Я сел в углу диванчика и старался не думать о происходящем, — но возможно ли не думать, когда шум, треск, судорожные подскакивания всего парохода, отчаянный вой ветра не заглушишь ничем.
 
Таким образом просидел я очень долго, и что происходило в моей душе, трудно передать. Скверная штука. Засим я стал замечать, что как будто понемножку буря затихает; что эти ужасные толчки, когда винт выходит из воды и при этом про-исходит необыкновенно страшное сотрясение, — происходят реже; что вой и свист ветра менее ужасен... Затем я заснул все в той же позе между сундуком и стеной каюты. Проснулся часов в 5 утра, когда буря уже затихала. Тут снова н сладко уснул. Утром узнал, что мы попали в центр необыкновенно сильного урагана, такого, какой редко бывает; особенно силен он был в 10 часов вечера. Сегодня погода все улучшалась, начиная с утра, а часам к 12 сделалась совсем хорошей. В 2 часа мы встретили уже давно ожидаемого ''pilote''. Вся публика высыпала смотреть, как он на своём крошечном судне стоял в ожидании нас. Пароход остановился, и его приняли на борт. Остаётся ещё около суток. Мы опоздаем на несколько часов вследствие бури. Я очень рад, что наконец кончается переезд. Дальнейшее пребывание на пароходе было бы для меня невыносимо. Главное, что теперь все меня знают, все заводят разговор, и я нигде, кроме своей каюты, не могу быть один. Кроме того, пристают, чтобы я что-нибудь сыграл, и вообще заводят все разговоры о музыке. Господи! Когда это все кончится! Я решил 12 мая/30 апр[еля] выехать из ''Нью-Йорк'' а на немецком пароходе. Бог даст, около 10 мая, или немногим позже, буду уже в Петербурге!!!!!!
------
{{right|Нью-Йорк<br/>27/15 апр[еля]}}
Остальное путешествие совершилось совершенно благополучно. Чем ближе я подъезжал к Нью-Йорку, тем более волновался, тосковал, страшился, а главное — раскаивался в этой безумной поездке. Может быть, когда все благополучно кончится, я буду с интересом вспоминать о ней, но теперь, кроме страданья, — ничего.
 
Перед Нью-Йорком бесконечные формальности с пропуском парохода и с таможней. Происходит целый допрос. Наконец в 5½ часов дня мы пристали. Меня встре[тили] очень любезные четыре господина и одна дама и сейчас же отвезли в ''отель''. Здесь я сообщил г. ''Морису Рено'', что хочу уехать 12-го. Он отвечал, что это невозможно, ибо на 18-е объявлен экстраординарный концерт, про который Вольф мне ничего не сказал. Когда все эти господа ушли, я занялся хождением по комнатам (их две) и обильным излиянием слез. Я просил на весь вечер дать мне свободу, отделавшись от приглашений на обед и вечер. Взяв ванну (ванна, ватерклозет, умывальник-с проведённою горячею и холодной водой находятся в каждом-номере гостиницы) и переодевшись, я пообедал внизу с отвращением и пошёл гулять по ''Broadway''. Странная улица! Одноэтажные и двухэтажные домишки чередуются с домами в 9 (sic) этажей. Очень оригинально!!! Возвратившись домой, опять плакал. Как это всегда бывает после слезливых припадков, старый плакса спал как убитый и проснулся освеженный. но с новым запасом слез, которые беспрестанно лезут из глаз.
 
Спасибо за телеграмму — она мне принесла много утешения.
 
Модя, дай прочесть это письмо кому хочешь, а потом пошли его к ''Толе'', с тем чтобы он его мне возвратил. Кто знает, может быть, я всё-таки статью напишу.
 
Обнимаю вас всех
{{right|П. Чайковский}}
 
Посылаю вырезку из сегодняшнего ''New York Herald''.
 
|Translated text=
}}

Latest revision as of 21:59, 1 January 2023


Cambridge is a university town and the administrative centre of the county of Cambridgeshire, England.

Tchaikovsky in Cambridge

Tchaikovsky was awarded an honorary doctorate by Cambridge University in 1893 (at the instigation of Charles Villiers Stanford), and arrived there on 31 May/12 June.

Tchaikovsky in his doctoral robes
(photographed by Florence Maitland)

He stayed with the eminent legal historian and professor of law Frederic Maitland, who had invited him to be his guest at the West Lodge of Downing College. Ill-at-ease at first, he soon found the professor and his wife, Florence, to be "charming and delightful people—and Russophiles to boot". Florence and her sister Adeline both played for Tchaikovsky. The festivities lasted two days.

On the afternoon of his arrival, Tchaikovsky directed the first performance in England of Francesca da Rimini at a concert in Cambridge's Guildhall and then attended a "gala dinner and still more gala reception" [1].

The next day, the ceremony awarding him the honorary doctorate took place. Before he left the Maitlands' house, Florence and Adeline pinned a rose in Tchaikovsky's buttonhole and took his photograph (see right).

The ceremony included an official luncheon and reception given by the wife of the university vice-chancellor. Doctor of Music degrees honoris causa were conferred not only on Tchaikovsky and Saint-Saëns, but on composers from three other countries: Max Bruch of Germany, Arrigo Boïto of Italy, and Edvard Grieg of Norway (although Grieg, for reasons of ill health, was not present at the ceremony).

Tchaikovsky returned to London later that same day (1/13 June 1893). "Cambridge, with its colleges resembling monasteries, its peculiarities of manners and customs (many of which date from medieval times), its buildings reminiscent of times long past, made a very favourable impression. It is pleasant to think of this now, but at the time it was very arduous and exhausting" [2].

Bibliography

External Links

Notes and References