Letter 641
| Date | 8/20 November–9/21 November 1877 |
|---|---|
| Addressed to | Aleksandra Davydova |
| Where written | Rome |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 17, л. 40–41) |
| Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 309–311 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 227–228 |
| Notes | Original incorrectly dated "9/21 December" |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Милая и дорогая моя Саня!
Я очень устал, очень не в духе, очень раздражён и зол на себя и поэтому не буду писать тебе много. К тому же Толя скоро будет в Каменке и обстоятельно все расскажет и поговорит за меня. Во-первых, позволь исповедаться перед тобой: я сделал страшную глупость (я, кажется, обречён делать только глупости), что приехал сюда. С самого выезда из Clarens'а я не в духе и чувствую себя скверно. Здесь шумно, суетливо, нужно бегать, смотреть, глазеть, а я быть туристом теперь не в состоянии. Да и денег мы истратили порядком. Словом, теперь решено так. Мы завтра уезжаем с Толей в Венецию. Там пробудем неделю, а засим я провожу его до Вены. Засим поеду назад в Кларанс. Там дёшево и покойно. Меня твои оба письма, полученные сегодня, очень расстроили. Скажу тебе откровенно: я жалею А[нтонину] И[вановну], но гораздо более мне жалко тебя. Относительно её любви ко мне позволь мне иметь своё мнение и притом непоколебимое. Её сердце нисколько не уязвлено. А вот её самолюбие оскорблено очень чувствительным образом, и я понимаю, что она должна страдать. Положение её довольно трудное и очень щекотливое. Все, что можно сделать, чтоб облегчить ей его — я сделаю. Это моя обязанность тем более святая, что я отдаю полную справедливость её искреннему желанию быть для меня хорошей же кой и другом и что она не виновата в том, что я не нашёл то, чего искал. Во-первых, я ей гарантирую 100 р[ублей] в месяц, во-2-х, я с удовольствием готов заплатить за все, что она издержала, и не только сумму, истраченную на мебель, но и все остальное. Только я могу теперь уплатить ей это в виде векселя, ибо капитала и прочных средств не имею. Ты требуешь моего совета как её устроить. Я ничего не могу на это сказать. Пусть она решит сама, что ей делать, и выбирает какое угодно местожительство. Я подчинюсь всякому её решению. Но я полагаю, что во всяком случае ей следует чем-нибудь заниматься. Если она говорила, что может зарабатывать 100 р[ублей], то вместе с моими 100 это составит 200, и этих денег достаточно, чтоб жить безбедно где бы то ни было. Впрочем, полагаюсь совершенно на то, что ты решишь с Левой и с Толей. Позволь мне, мой Ангел, поблагодарить тебя от всего сердца за все, что ты для меня делаешь. Я нисколько не обижаюсь за то, что ты заступаешься за А[нтонину] И[вановну]. Я злобы к ней не питаю. Но прошу тебя. когда ты сокрушаешься о её страданиях, вспоминать, что 40 тысяч её нравственных страданий не сравнятся со всем тем, что я испытал все это время!! Она в этом смысле может считать себя удовлетворённой. Если я ей нанёс ненамеренно зло, то она мне столь же ненамеренно нанесла в миллион раз больше зла. Что я катаюсь по Италии, это ещё не значит, что я наслаждаюсь жизнью. Ещё замечу следующее: я её ни в чем не обвиняю, — а она написала Толе письмо, исполненное такой злобы, таких оскорбительных упрёков, — что мне теперь гораздо менее её жалко, чем если б она выдержала до конца роль покорной овцы. Тем не менее, повторяю, я готов сделать все, чтоб усладить её участь. Выше я сказал, что мне жаль тебя. Да! мне жаль, и это терзает меня, может быть, больше всего, что ты с своим изумительно добрым сердцем должна была перенести столь много тяжёлых минут. Я очень понимаю, что несмотря на симпатию, к[ото]рую тебе внушает А[нтонина] И[вановна], тебе трудно иногда бывает с ней. Да, наконец, тебе и меня жаль, и я знаю, что, кроме братьев, никто в мире не принимает во мне такого участия, как ты с Левой. Прости мне все это, мой Ангел. Я несколько раз говорил, что долга не буду среди вас. Ты этому удивляешься? Неужели ты не понимаешь, что мне теперь неловко будет с Таней, с другими детьми, с Алекс[андрой] Ив[ановной] и всем большим домом. И много нужно времени, чтоб эта неловкость сгладилась. Прощай, мой Ангел. Твой, П. Чайковский |
My dear and good Sasha!
I am very tired, very out of sorts, very irritated and angry with myself, and therefore I shall not be writing a lot to you. Besides, Tolya will soon be in Kamenka and will tell you everything in detail and speak for me. Firstly, allow me to make a confession to you: I did something terribly stupid (I seem to be condemned to only do stupid things) in coming here. Since leaving Clarens I have been out of sorts and feeling bad in myself. Here there is noise, commotion, you need to rush about, to look, to stare, and I am in no state to be a tourist now. And we have squandered a fair amount of money. In short, we have come to a decision. Tomorrow, Tolya and I are leaving for Venice. We shall stay there for a week, and then I shall see him off to Vienna. Then I shall go back to Clarens. It is cheap and peaceful there. Both of your letters, which I received today, upset me greatly. I shall tell you frankly: I feel sorry for Antonina Ivanovna, but I feel much more sorry for you. As for her love for me, allow me to have my own opinion, and an unshakable one at that. Her heart is not in the least wounded. But her pride is hurt in a very sensitive manner, and I understand that she must be suffering. Her situation is quite difficult and very delicate. I shall do everything that can be done to make this easier for her. This duty of mine is all the more sacred because I give full justice to her sincere desire to be a good wife and friend to me, and that she is not to blame for the fact that I did not find what I was seeking. Firstly, I guarantee her 100 rubles a month; secondly, I am happy to pay her for all her expenses, and not merely the amount spent on furniture, but on everything else as well. At present I can only pay here this in the form of a credit note, because I have no capital or stable funds. You press for my advice on her arrangements. I cannot say anything about this. Let her decide herself what to do and choose any place to live. I shall comply with any decision she makes. But I think that in any event, she ought to seek employment. If she said that she could earn 100 rubles, then together with my 100 this would total 200, and that amount is enough to live comfortably anywhere. However, I shall rely completely on what you decide with Lyova and Tolya. Allow me, my Angel, to thank you with all my heart for everything you do for me. I am not in the least offended that you are standing up for Antonina Ivanovna. I do not harbour any malice towards her. But I beg you, when you grieve over her suffering, to remember that 40 thousand of her moral sufferings cannot be compared with everything that I have experienced this whole time!! In this sense she can consider herself satisfied. If I have unintentionally harmed her, then she has just as unintentionally harmed me a million times more. The fact that I am riding around Italy does not mean that I am enjoying life. I also note the following: I do not blame here for anything — yet she wrote a letter to Tolya filled with such spite, such offensive reproaches — that I now feel much less sorry for her than if she had endured the role of a meek lamb to the end. Nevertheless, I repeat, I am prepared to do everything to sweeten her lot. I said above that I feel sorry for you. Indeed! I feel sorry, and it torments me, perhaps most of all, that you with your incredibly kind heart have had to endure so many difficult moments. I well understand that despite the sympathy that Antonina Ivanovna inspires in you, it is sometimes difficult for you to be with her. Yes, ultimately, you feel sorry for me too, and I know that, besides my brothers, no one in the world takes such an interest in me as you and Lyova. Forgive me for all this, my Angel. I have said several times that it will be a long while before I am amongst you. Does this surprise you? Do you really not understand that now I shall feel awkward with Tanya, with the other children, with Aleksandra Ivanovna and everyone in the big house. And it will take a great deal of time to smooth over this awkwardness. Farewell, my Angel. Yours, P. Tchaikovsky |
