Letter 667

Tchaikovsky Research
The printable version is no longer supported and may have rendering errors. Please update your browser bookmarks and please use the default browser print function instead.
Date 2/14 December 1877
Addressed to Aleksandra Davydova and Lev Davydov
Where written Venice
Language Russian
Autograph Location Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 17, л. 48–49)
Publication П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 320–321
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 269–271

Text

Russian text
(original)
Венеция
2/14 дек[абря]

Милые и дорогие Саша и Лева!

Сегодня я приехал в Венецию и нашёл здесь ваши письма. Они мне доставили много утешенья. Я было совсем отчаялся насчёт пребывания в Каменке. Теперь она для меня снова, открыта. Саша, голубушка! Ради Бога, не думай, что я хоть на минуту сердился на тебя! Мне просто было неизъяснимо мучительно думать, что А[нтонина] И[вановна] у вас. Её присутствие в Каменке лишило для меня своего престижа то тёплое гнёздышко, на которое я всегда рассчитывал и в котором привык почерпать душевные силы для борьбы с жизнью. В тяжёлые минуты я всегда обращался мысленно к Каменке и в ней чувствовал верное прибежище для себя. Между тем, столь долгое пребывание А[нтонины] И[вановны] среди вас породило какую-то фальшь, что-то ложное и ненормальное в моих отношениях к вам. Это мне было ужасно тяжело. Теперь, после ваших последних двух писем, Каменка для меня снова открыта, и если не сейчас, то в не очень отдалённом будущем я непременно явлюсь туда, чтобы окончательно выздороветь.

Я действительно подал какие-то отдалённые надежды А[нтонине] И[вановне] в моем последнем письме! И это тем более дурно, что я лгал говоря ей, что не ручаюсь за то, что со мной будет впоследствии. Я наверное знаю, что лучше умру, чем снова сойдусь с ней. Но я уж решительно не знал, что ей сказать, чтоб хоть на время отделаться от её писем, которые мне наносили столько зла, что и сказать нельзя. Теперь, совокупно с Толей, я думаю, что вы, наконец, удалили её.

Я пишу это письмо с величайшим трудом. Вот уже третий день, что я расстался с Толей и испытываю такую ужасную, такую ядовитую тоску и боль в сердце, что у меня нет сил сообразить и двух мыслей. Только теперь, когда он уехал, я вполне сознал, как было для меня благодетельно его присутствие, как я ему много обязан и как я люблю его. Я имел глупость возвратиться сюда, где ещё так недавно мы были вместе. Боже мой, до чего мне противна Венеция, до чего мне скучно! Я просто с ума схожу.

Ваши письма пришли сегодня очень кстати. Теперь, как отдалённая заря, для меня заблистала надежда попасть к вам. Мне кажется, что будет достаточно одного мгновения, чтобы сделаться снова совершенно здоровым человеком. Стоит только увидать вас всех вместе, чтобы помириться с самым лютым горестным чувством. Лева! Насчёт денег я не буду писать тебе сегодня. Толя, я думаю, устроил мои дела с этой стороны. Я очень бы желал не брать у тебя денег. Ты совсем не такой богач, чтобы из-за моих глупостей тратить деньги. Положим, я отдам их, если останусь жив, но мало ли что может случиться.

Я ни минуты не сомневался, что все, что вы делали, было делаемо ради меня и для меня. Пожалуйста, мой Ангел Саня, выкинь из головы мысль, что я когда-нибудь сердился на тебя. Я только страдал от мысли, что тебе из-за меня было так много забот и неприятностей. Кроме того, мне показалось, что Каменка или навсегда, или надолго для меня закрыта, и это приводило меня в отчаяние.

Целую вас обоих столь же нежно, как и люблю.

П. Чайковский