Letter 2674 and Letter 3171: Difference between pages
m (1 revision imported) |
m (1 revision imported) |
||
Line 1: | Line 1: | ||
{{letterhead | {{letterhead | ||
|Date= | |Date=2/14 February 1887 | ||
|To=[[ | |To=[[Nadezhda von Meck]] | ||
|Place=[[Maydanovo]] | |Place=[[Maydanovo]] | ||
|Language=Russian | |Language=Russian | ||
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. | |Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 992) | ||
|Publication={{ | |Publication={{bib|1902/25|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 3}} (1902), p. 158–159 (abridged)<br/>{{bib|1936/25|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 3}} (1936), p. 462–463<br/>{{bib|1974/53|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XIV}} (1974), p. 37–38 | ||
}} | }} | ||
==Text== | ==Text== | ||
Line 11: | Line 11: | ||
|Language=Russian | |Language=Russian | ||
|Translator= | |Translator= | ||
|Original text={{right| | |Original text={{right|2 февраля 1887 г[ода].<br/>''с[ело] Майданово''}} | ||
{{centre| | {{centre|Милый, дорогой, бесценный друг!}} | ||
После моего последнего письма к Вам я был так опечален. смертью племянницы Тани, так утомлён всем предшествовавшим, — что, право, не знаю, как у меня хватило силы продирижировать ещё 2 раза своей оперой. Мысль, что я скоро буду в деревне, у себя, один — поддерживала меня. И зато нет слов, чтобы описать мою радость, когда, наконец, 29 числа утром я поехал домой. Здесь я должен остановиться и выразить Вам, дорогой друг, самую горячую благодарность за то, что Вы меня приютили. в Вашем Мясницком доме. Мне во всех отношениях было там и приятно и удобно. ''Иваном Васильевым'' и остальной прислугой не могу достаточно нахвалиться. | |||
Здесь я уже пятый день—но, увы, не отдыхаю, а напротив, с лихорадочной торопливостью работаю над «''Чародейкой''» и опять устаю, устаю и устаю, иногда до безумия. Правда, что без работы я скучаю и положительно жить не могу, но зачем обстоятельства так складываются, что мне всегда нужно торопиться, напрягать все свои силы и никогда почти не отдыхать настоящим образом? Теперь передо мной такая бесконечная вереница всяких. задуманных, обещанных работ, — что страшно и заглянуть в будущее. Как наша жизнь коротка! Теперь, когда я дошёл, вероятно, до последней степени того совершенства, на какое способен, —поневоле уже приходится оглядываться назад и, видя, как много годов прожито, робко смотреть на дальнейший путь и спрашивать себя: успею ли, стоит ли?.. А между тем, только теперь, может быть, я могу писать так, чтобы не сомневаться в себе, верить в свои силы и свою умелость. | |||
Слухи о том, что я не только могу дирижировать оркестром, но даже и порядочно дирижировать, перешли за пределы Москвы. Из Петербурга я получил приглашение от дирекции Филармонического общества дирижировать их годовым концертом, имеющим быть в посту и посвящённым исключительно моим сочинениям. Просят они очень усиленно. Мне и страшно и, вместе, хочется (ибо... как я писал Вам, в этом есть своего рода сильное наслаждение), и жаль времени, которого потребуют приготовления и репетиции. Не знаю, решиться ли. А из Парижа меня зовёт поскорее приехать мой издатель ''Mackar'', который устраивает какую-то ''audition'' из моих сочинений. И туда тоже хочется, и нужно бы. Когда-нибудь я Вам расскажу, милый друг, что за коварный человек: г. ''Colonne''. У меня с ним очень курьёзные сношения... | |||
Дорогая моя! В Москве приходил ко мне скрипач Литвинов и обратился с просьбой, которую мне совестно передавать Вам, — но, Вы простите меня, — не передать её я тоже не могу. Он желает купить скрипку; денег у него нет, и он почему-то питает слабую надежду, что Вы, если я Вас о том попрошу, поможете ему скрипку купить или же подарите одну из. превосходных скрипок, которые у Вас есть. Я отвечал, что попросить попрошу, но не обнадёживал его, что просьба будет исполнена. Скрипач он очень талантливый; только оттого я и не мог ему отказать в посредничестве. Но, ради Бога, не стесняйтесь нисколько моим посредничеством. Я ведь отлично знаю, что нет возможности удовлетворять все бесчисленные просьбы, Вам приносимые. Будьте здоровы, дорогой, милый друг мой! | |||
{{right|Ваш П. Чайковский}} | |||
Анна и Коля очень обо мне заботились в Москве. Кира все милее и милее. | |||
|Translated text= | |Translated text= | ||
}} | }} |
Latest revision as of 14:41, 12 July 2022
Date | 2/14 February 1887 |
---|---|
Addressed to | Nadezhda von Meck |
Where written | Maydanovo |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 992) |
Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 158–159 (abridged) П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 462–463 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 37–38 |
Text
Russian text (original) |
2 февраля 1887 г[ода]. с[ело] Майданово Милый, дорогой, бесценный друг!
После моего последнего письма к Вам я был так опечален. смертью племянницы Тани, так утомлён всем предшествовавшим, — что, право, не знаю, как у меня хватило силы продирижировать ещё 2 раза своей оперой. Мысль, что я скоро буду в деревне, у себя, один — поддерживала меня. И зато нет слов, чтобы описать мою радость, когда, наконец, 29 числа утром я поехал домой. Здесь я должен остановиться и выразить Вам, дорогой друг, самую горячую благодарность за то, что Вы меня приютили. в Вашем Мясницком доме. Мне во всех отношениях было там и приятно и удобно. Иваном Васильевым и остальной прислугой не могу достаточно нахвалиться. Здесь я уже пятый день—но, увы, не отдыхаю, а напротив, с лихорадочной торопливостью работаю над «Чародейкой» и опять устаю, устаю и устаю, иногда до безумия. Правда, что без работы я скучаю и положительно жить не могу, но зачем обстоятельства так складываются, что мне всегда нужно торопиться, напрягать все свои силы и никогда почти не отдыхать настоящим образом? Теперь передо мной такая бесконечная вереница всяких. задуманных, обещанных работ, — что страшно и заглянуть в будущее. Как наша жизнь коротка! Теперь, когда я дошёл, вероятно, до последней степени того совершенства, на какое способен, —поневоле уже приходится оглядываться назад и, видя, как много годов прожито, робко смотреть на дальнейший путь и спрашивать себя: успею ли, стоит ли?.. А между тем, только теперь, может быть, я могу писать так, чтобы не сомневаться в себе, верить в свои силы и свою умелость. Слухи о том, что я не только могу дирижировать оркестром, но даже и порядочно дирижировать, перешли за пределы Москвы. Из Петербурга я получил приглашение от дирекции Филармонического общества дирижировать их годовым концертом, имеющим быть в посту и посвящённым исключительно моим сочинениям. Просят они очень усиленно. Мне и страшно и, вместе, хочется (ибо... как я писал Вам, в этом есть своего рода сильное наслаждение), и жаль времени, которого потребуют приготовления и репетиции. Не знаю, решиться ли. А из Парижа меня зовёт поскорее приехать мой издатель Mackar, который устраивает какую-то audition из моих сочинений. И туда тоже хочется, и нужно бы. Когда-нибудь я Вам расскажу, милый друг, что за коварный человек: г. Colonne. У меня с ним очень курьёзные сношения... Дорогая моя! В Москве приходил ко мне скрипач Литвинов и обратился с просьбой, которую мне совестно передавать Вам, — но, Вы простите меня, — не передать её я тоже не могу. Он желает купить скрипку; денег у него нет, и он почему-то питает слабую надежду, что Вы, если я Вас о том попрошу, поможете ему скрипку купить или же подарите одну из. превосходных скрипок, которые у Вас есть. Я отвечал, что попросить попрошу, но не обнадёживал его, что просьба будет исполнена. Скрипач он очень талантливый; только оттого я и не мог ему отказать в посредничестве. Но, ради Бога, не стесняйтесь нисколько моим посредничеством. Я ведь отлично знаю, что нет возможности удовлетворять все бесчисленные просьбы, Вам приносимые. Будьте здоровы, дорогой, милый друг мой! Ваш П. Чайковский Анна и Коля очень обо мне заботились в Москве. Кира все милее и милее. |