Letter 745
| Date | 30 January/11 February 1878 |
|---|---|
| Addressed to | Nikolay Rubinstein |
| Where written | San Remo |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Moscow (Russia): Russian National Museum of Music (ф. 37, No. 94) |
| Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 99–100 (abridged) История русской музыки в исследованиях и материалах, том 1 (1924), p. 177–178 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 83–84 |
Text
| Russian text (original) |
Милый друг!
Получил сегодня твоё письмо и прочёл его с большим удовольствием. Я совершенно уверен, что ты не хотел причинить мне обиду своим предыдущим письмом, но мне показался очень недружественным тон его, и это было мне обидно. Если я в свою очередь выразился резко в своём письме, то прошу тебя забыть это. Но оставим все это. В заключенье я ещё раз прошу тебя не сетовать на меня за отказ от делегатства. Трудно мне выразить в письме все подробности, вследствие которых я пришёл к убеждению, что не могу ехать в Париж. Ты знаешь, что у меня есть один пункт помешательства, заставляющий меня бояться встреч с людьми. В Париже и теперь, когда я ещё далеко не вошёл в своё нормальное состояние, я бы страдал более, чем где-либо и когда-либо. Никакого толку не вышло бы ни для. меня, ни для русской музыки. Вспомни хорошенько, до какой степени я неспособен что бы то ни было организовать. вспомни хорошенько вообще мои нрав, мою одностороннюю способность исключительно к кабинетной работе и ты поймёшь, что я был бы не но месте там. Я нахожу, что ты поступил очень умно, отложивши мою оперу до будущего года. Я сам думаю, что ей лучше идти целиком и быть приготовленной исподволь. Насчёт того, что я не отдам оперу в Петербургскую консерваторию, можешь быть совершенно покоен. Меня никто об это м по ка не просил, но если попросят, то, само собой разумеется откажу. Я кончил оперу совершенно. Теперь только переписываю либретто и, как только все будет готово, отправлю в Москву. Полагаю, что письмо это как раз придёт ко времени первой репетиции симфонии. Меня очень беспокоит скерцо. Я написал тебе, кажется, что нужно его играть чем скорее, тем лучше. Теперь мне вдруг начинает казаться, что его не следует играть слишком скоро. Впрочем, я вполне полагаюсь на твоё понимание и думаю, что ты лучше меня определишь ту степень скорости, какая нужна. Сейчас я перечёл твоё письмо. В конце ты спрашиваешь меня: желаю ли я твоих советов. Само собою разумеется, что желаю. Ты очень хорошо знаешь, что я всегда готов выслушать и исполнить совет умного друга, и я много раз обращался к тебе за советами как в музыкальных делах, так и в житейских. Я обиделся не за то, что ты даёшь мне советы, а засухой, жёсткий (как мне показалось) тон письма, за упрёк в лени, который мне пришлось выслушать в первый раз в жизни, за твоё предположение, что я отказался от Парижа потому, что имею и без него средства к жизни благодаря M[ada]me Мекк; одним словом, за то, что ты не понял истинных причин моего отказа, о которых мне мучительно говорить. Я сделался страшным мизантропом. С ужасом думаю о том, что не всегда продлится возможность жить, не сталкиваясь с людьми. Тем не менее я жестоко скучаю и отдал бы все прелести здешнего климата и природы, чтоб быть в Москве, которую я люблю ужасно. Прощай, голубчик. Поклон всем. Твой П. Чайковский |
