Letter 963

Tchaikovsky Research
The printable version is no longer supported and may have rendering errors. Please update your browser bookmarks and please use the default browser print function instead.
Date 9/21 November 1878
Addressed to Anatoly Tchaikovsky
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1188)
Publication П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 456–457
П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 178–179 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 453–454
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 176 (English translation; abridged)

Text

Russian text
(original)
Каменка
9 ноября

Получил сегодня твоё письмо, мой милый мальчик. Меня чрезвычайно разозлило то, что ты пишешь о словах Корфа. Удивительная вещь! Стоит одному болвану (Лопухину) что-нибудь вообразить, и тотчас сто других болванов повторяют глупость. Я помню, что одно время точно так же смотрели на Aдaмова. Было решено, что он слишком светский человек и служить не может. Бедный очень огорчился тогда таким приговором начальства. Это не помешало ему, однако же, дослужиться до директорства. Плюнь на эту сплетню, но я бы на твоём месте, плюнув, всё-таки объяснился бы с Корфом. Знаешь что? Не найдёшь ли ты возможным перейти в Москву под крыло Капниста? Я очень был бы рад. Это помирило бы меня с Москвой, Тебе в Москве было бы куда покойнее. Напиши мне твоё мнение об этом.

Могу тебе сообщить очень приятное известие, По моим интригам и вследствие того обстоятельства, что Лева хочет 24-го ноября быть в Москве на юбилее корпуса, Саша с Таней и Верой через неделю уезжают вместе с Левой в Москву и Петербург, где и останутся до половины января. Я рад и за тебя, и за тебя. Мне здесь так хорошо, что я уехал бы с горькими и тоскливым чувством. А теперь, ввиду их отъезда, и мой отъезд получает смысл. Я очень, очень рад. Каменка теперь, когда леса обнажены и холодный воздух не пропитан жидовским испарением, мне нисколько не противна, а строй жизни до крайности мне по нутру. Если б не понос, который меня преследует с самого приезда, да ещё если бы я нет-нет да и не взгрустнул по Толе и Моде, — то я был бы вполне благополучен и счастлив. Я даже немножко позанялся, т. е. сделал корректуру 12 пиэс, сделал кое-какие поправки в партитуре «Вакулы» и, наконец, принялся за доканчивать сюиты.

Вчера была охота с борзыми в Тростянке. Борзые принадлежат Аппалату, и хотя они хороши, но охота всё-таки не удалась, так как никто не умеет с ними обращаться. Дублянский (муж Зины Давыдовой) знаток по этой части, и он руководил охотой, но ничего не вышло. За одним зайцем борзые пустились во всю прыть, — но заяц, не будь глуп, прямо в лес, и борзые остались с носом. Пишу тебе про охоту и боюсь, что внушаю тебе чувство зависти. Не завидуй, голубчик! Скоро и для меня все это кончится. Я еду отсюда во вторник.

По получении партитуры «Вакулы», которую посылаю сегодня, отнеси её к Направнику и передай лично. Ты его застанешь утром до 11 часов. Кланяйся от меня Велине и скажи ей, чтобы она тебя лелеяла и ласкала, а не преследовала сценами. За это я ей дам роль в следующей опере. Пиши мне во Флоренцию poste restante, и сейчас же, так, чтобы, приехавши, я тотчас получил о тебе известие. Целую тебя бессчётное число раз. Найдена ли моя черновая рукопись?

Твой, П. Чайковский