Letter 36

Date	18/30 June 1881
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1356)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 145–146

Text

Russian text (original)

18-го июня 1881 Анатоша! Виноват, голубчик, — пропустил вчерашний четверг и пишу лишь сегодня, в пятницу. Ничего утешительного, впрочем, сообщить не имею. Теперь очередь болеть пришла Тане; она лежит уже окала недели; сначала страдала головными болями, а потом у неё сделался огромный нарыв (вроде тех, что были у Саши в Петербурге, и тоже на том месте, где совершаются морфийные вспрыскивания), который Роман Ефимыч вчера резал. Само собой разумеется, что Саша хотя и не лежит, но чувствует себя нехорошо и вероятно, свалится, как только встанет Таня — так уж завелось. Ничего безотраднее теперешней каменской жизни вообразить себе нельзя, и следует удивляться, что я переношу её. Объясняется эта привычкой и маньячеством моим. Есть множество мест, где бы я теперь мог не только жить, как здесь, но и наслаждаться жизнью. Однако ж я не уезжаю, ибо для меня теперь важнее всего, чтобы ничто и никто не мешали мне в моих привычках. Всякое новое место пугает меня, ибо придётся при новых условиях и новой обстановке кое-что изменить в моих порядках, — а это для меня очень тяжело. С другой стороны, в эту минуту как-то неловко уехать — как будто бросаешь их, когда им приходится скверно. Однако ж, если я и не поеду никуда жить, то, во. всяком случае, куда-нибудь съезжу и, вероятно, побываю в Москве, в будущем месяце. Нужна немножко проветриться и освежиться от невесёлой здешней жизни. Как любопытна судьба человека! Благодаря Н[адежде] Фил[аретовне], я человек совершенно свободный и могущий жить всегда там, где мне хочется. Но вот тебе доказательство, что свободы даже и обеспеченностью не купишь. Из всех мест земного шара я не знаю ничего противнее (в смысле красот природы) Каменки. То, что прежде составляло единственную прелесть здешней жизни, т. е. лицезрение счастливо живущего семейства близких людей, — теперь уже обратилось в нечто совершенно противоположное. И однако ж, я обречён большую часть жизни проводить именно здесь. И даже жаловаться на эта не имею права, ибо никто и ничто не мешает мне уехать, — на я остаюсь, ибо, оказывается, ищу не столько наслаждения в жизни, сколько покоя. А покой здесь у меня есть, несмотря на вечные тревоги, ибо я здесь у себя, на крепко насиженном месте, никем не стесняем в моих привычках. Курьёзно всё это! Саша собирается за границу на будущей неделе, — но я почти уверен, что она не уедет. Вряд ли Таня поправится настолько, чтобы она решилась её оставить. Занимаюсь я очень мало. Не знаю, отчего это происходит, но во мне чего-то недостаёт теперь для того, чтобы находить в работе удовольствие и удовлетворение какой-то потребности. Напротив, работаю только потому, что это надо. Вдохновения никакого. Однако ж в течение лета всё-таки кое-что сделаю, а именно: всенощную и детские песни, а также помышляю об опере. Получил письмо от Направника; пишет, что в Праге хотят ставить «Орлеанскую деву» и просят моего согласия, которое я и поспешил дать. Мне приятно было узнать из твоего письма, что ты три дня в неделю свободен и можешь ездить. Счастливый! Ты видишь при роду не такую жалкую, как здесь. Если ты поселился, как намеревался, у Софьи Ив[ановны], то даже постоянно ею наслаждаешься (т. е. природой, хотя, впрочем, и общество милой Софьи Ивановны есть наслаждение). Ты ничего не пишешь мне о Саше Гудиме; здоров ли он? Как его дела? Я получил письмо от Кондратьева. Он нанял дачу в Озерках и очень доволен. Вот тоже курьёз? Свободный и богатый человек живёт на петербургской даче! Милый Толичка! Не забывай моего бедного Алёши! Навещай его изредка! Зовут обедать, и потому не успею докончить следующей страницы. Крепко тебя обнимаю. Поцелуй от меня ручку Софьи Ив[ановны]. Я послал ей 500 р[ублей] для Юргенсона. Сердце моё разрывалось, когда пришлось расстаться с этими милыми 5-ю бумажками! Но что делать! Целую. П. Чайковский В июле увидимся. Забыл тебе написать, что у меня всё более и более растёт страсть к винту. Мы играем каждый вечер, и я страшно мешает составиться партии. Советую злюсь, когда что-нибудь тебе выучиться.