Letter 1738

Date	2/14 May 1881
Addressed to	Aleksey Sofronov
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 26, л. 3–4)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 94–95

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Каменка 2 мая 1881 Милый мой Лёня! Вот уже четвёртый день, что я здесь. Очень было грустно приехать в дом и не видеть так много людей, которых привык здесь видеть. Нет ни Льва Васильевича, ни сестры, ни старших барышень, ни Натальи Андреевны. Но они все вернутся, а уж тебя долго не придётся мне видеть! Ты не можешь себе представить, до чего мне тяжело думать о тебе и вспоминать тебя. Каждый вечер, раздевшись, я сажусь к столу и начинаю грустить и тосковать, вспоминая, что тебя нет рядом со мной. Странная вещь! Осенью, когда ты уехал отсюда, я не так скучал об тебе, как теперь. Смешно сказать, что я даже каждый раз немножко плачу, когда увижу вещь, которая мне тебя на поминает. За мной ходит новый слуга Борис. Он говорил мне, что видел тебя в прошлом году у Акима. Слуга он хороший и сразу завёл во всех вещах моих хороший порядок, — но увы, он всегда останется для меня чужим человеком, и никогда никто не заменит мне тебя! Погода стоит дурная, холодная и ветреная. Я целый день про вожу с детьми, которые очень грустят без отца и матери. Анна Ивановна и всё остальные, которым ты прислал карточки, были ужасно рады и нашли, что ты молодец. Видел я карточку Остапки; он очень потолстел и похорошел. В Киеве я не останавливался и Евстафия не видел; очень сожалею об этом. Степану лучше; он собирается тебе писать. Евреи в Каменке в страхе; боятся, что их так же будут бить и грабит, как это случилось в Киеве. Крепко тебя обнимаю, мой голубчик! Пиши ради Бога почаще; непременно каждую неделю. Твой П. Чайковский

Kamenka 2 May 1881 My dear Lyonya! This is already the fourth day that I've been here. It was very sad to come to the house and not see so many of the people whom I was used to seeing here. No Vasilyevich, no sister, none of the older misses, no Natalya Andreyevna. But they shall all be returning, and it's you that I won't be seeing for ages! You cannot imagine how hard it is for me to think about you and to remember you. Every evening, having undressed, I sit down at the table and begin to feel sad and melancholy, remembering that you aren't beside me. It's a funny thing! In the autumn, when you left, I didn't miss you as much as I do now. It's funny to say that I even cry a little every time I see something that reminds me of you. A new servant, Boris, is attending to me. He told me that he saw you last year at Akim's. He is a good servant and immediately put all my things in good order — but alas, he will always remain a stranger to me, and nobody will ever replace you for me! The weather is bad, cold and windy. I spend the whole day with the children, who are very sad without their father and mother. Anna Ivanovna and everyone else to whom you sent picture were awfully glad, and found you to be a fine fellow. I saw Ostapka's picture; he's become much fatter and more handsome. I didn't stop in Kiev and didn't see Yevstafiya; I very much regret this. Stepan is better; he's intending to write to you. The Jews in Kamenka are frightened; they are afraid that they will be beaten and robbed, as happened in Kiev. I hug you tightly, my golubchik! For God's sake, write more often; certainly every week. Yours P. Tchaikovsky