Letter 1701: Difference between revisions
m (1 revision imported) |
m (Text replacement - ". что" to ", что") |
||
Line 16: | Line 16: | ||
Я уже 4-ыи день в Неаполе. Можно сказать, что в Риме я буквально не снимал фрака и белого галстука и последний день провёл до глубокой ночи у Бобринских, кокетничая с посланницей и восхищая каких-то римских князей и маркизов своей музыкои. Поэтому можешь себе представить, с каким восхищением я уехал оттуда. Остановились мы в ''Hôtel des étrangers'', очень роскошном, но не так хорошо организованном, как ''Costanzi'', а главное скучно то, что здесь нашёлся Щербатов, а за обедом сидят ещё многие другие офицеры с «Эдимбургского». В первые же день я бегал смотреть на ''Pension d'Orient'' и испытал, да и теперь ежедневно испытываю, какое-то острое наслаждение, воображая себе в этом доме тебя с ''Колей'' и ''Алёшеи''. Сегодня я даже входил туда и слегка осмотрел дом под предлогом, что Князь Голицын мне рекомендовал это заведение. Бедны и мои Ленька! Какой ужасный переход: от Chiaia к Покровским казармам. | Я уже 4-ыи день в Неаполе. Можно сказать, что в Риме я буквально не снимал фрака и белого галстука и последний день провёл до глубокой ночи у Бобринских, кокетничая с посланницей и восхищая каких-то римских князей и маркизов своей музыкои. Поэтому можешь себе представить, с каким восхищением я уехал оттуда. Остановились мы в ''Hôtel des étrangers'', очень роскошном, но не так хорошо организованном, как ''Costanzi'', а главное скучно то, что здесь нашёлся Щербатов, а за обедом сидят ещё многие другие офицеры с «Эдимбургского». В первые же день я бегал смотреть на ''Pension d'Orient'' и испытал, да и теперь ежедневно испытываю, какое-то острое наслаждение, воображая себе в этом доме тебя с ''Колей'' и ''Алёшеи''. Сегодня я даже входил туда и слегка осмотрел дом под предлогом, что Князь Голицын мне рекомендовал это заведение. Бедны и мои Ленька! Какой ужасный переход: от Chiaia к Покровским казармам. | ||
{{...}} Третьего дня катались в сторону ''Байи'', а вчера ездили на ''Везувий''. Как жаль, что ты не видишь здесь Кондратьева это просто комедия. Он прежде всегда рассказывал, что бывал ''на Везувии''; вчера же оказалось, что дальше Обсерватории он никогда не {{und2|был}}. Я же от Резины до Обсерв[атории] шёл пешком. Потом близ жел[езно]-дор[ожнои] станции мы завтракали, а затем поднялись на вершину. Н[иколаи] Дм[итриевич] в последнюю минуту перед отправлением струсил и вылез из вагона, говоря, что голова кружится. Я же с Сашей поднялись и затем в сопровождении 5 гидов, содравших с меня 30 фр[анков], взобрались к самому кратеру. Зрелище это адски красиво и страшно. Везувии всё это время слегка пошаливает: мы видели массы свежей лавы ещё раскалённой, и минутами задыхались от серных испарении, так что Саша хотел даже возвратиться не дойдя до конца, — но моя храбрость взяла верх. Теперь, когда я уже был на Везувии. мне страшно хочется знать, где были в прошлом году ''вы''. Неужели Коля стоял, как мы вчера, над самым кратером в двух шагах? Если да, то воображаю, как ты боялся. Но боже, до чего был смешон Н[иколаи] Дм[итриевич], когда он сидел уже в вагоне (конструкция жел[езнои] дор[оги] и вагонов подобна лионской) и чуть не падал в обморок от страха ввиду восхождения почти по перпендикулярной линии! и наконец, когда уже в самую последнюю секунду, бледный с блуждающими глазами, он выскочил и убежал. Вообще он очень смешон и забавен, но иногда действует мне на нервы: 1) при различных расчётах, причём Сашины расходы почему-то разделяются между мной и им пополам; 2) когда, говоря по-итальянски, он выговаривает как истый римлянин (''коса'' — вместо ''cosa''; ''маркэсэ'' вместо ''marchese''; ''инвэшэ'' вместо ''invéce'', и т. д.) и 3) когда он предаётся художественным восторгам, как угорелый бeгaeт по музеям, восхищаясь вкривь и вкось всем, но не рассматривая ничего, 4) когда он заставляет меня ходить. если я хочу сидеть, голодать, если хочу есть, есть, если хочу голодать, кататься, если хочу гулять и т. д. Во избежание разных взаимных неудовольствий, я всему этому подчиняюсь, но нередко тягощусь. Какой я исключительный человек! Часто мне приходит в голову мысль | {{...}} Третьего дня катались в сторону ''Байи'', а вчера ездили на ''Везувий''. Как жаль, что ты не видишь здесь Кондратьева это просто комедия. Он прежде всегда рассказывал, что бывал ''на Везувии''; вчера же оказалось, что дальше Обсерватории он никогда не {{und2|был}}. Я же от Резины до Обсерв[атории] шёл пешком. Потом близ жел[езно]-дор[ожнои] станции мы завтракали, а затем поднялись на вершину. Н[иколаи] Дм[итриевич] в последнюю минуту перед отправлением струсил и вылез из вагона, говоря, что голова кружится. Я же с Сашей поднялись и затем в сопровождении 5 гидов, содравших с меня 30 фр[анков], взобрались к самому кратеру. Зрелище это адски красиво и страшно. Везувии всё это время слегка пошаливает: мы видели массы свежей лавы ещё раскалённой, и минутами задыхались от серных испарении, так что Саша хотел даже возвратиться не дойдя до конца, — но моя храбрость взяла верх. Теперь, когда я уже был на Везувии. мне страшно хочется знать, где были в прошлом году ''вы''. Неужели Коля стоял, как мы вчера, над самым кратером в двух шагах? Если да, то воображаю, как ты боялся. Но боже, до чего был смешон Н[иколаи] Дм[итриевич], когда он сидел уже в вагоне (конструкция жел[езнои] дор[оги] и вагонов подобна лионской) и чуть не падал в обморок от страха ввиду восхождения почти по перпендикулярной линии! и наконец, когда уже в самую последнюю секунду, бледный с блуждающими глазами, он выскочил и убежал. Вообще он очень смешон и забавен, но иногда действует мне на нервы: 1) при различных расчётах, причём Сашины расходы почему-то разделяются между мной и им пополам; 2) когда, говоря по-итальянски, он выговаривает как истый римлянин (''коса'' — вместо ''cosa''; ''маркэсэ'' вместо ''marchese''; ''инвэшэ'' вместо ''invéce'', и т. д.) и 3) когда он предаётся художественным восторгам, как угорелый бeгaeт по музеям, восхищаясь вкривь и вкось всем, но не рассматривая ничего, 4) когда он заставляет меня ходить. если я хочу сидеть, голодать, если хочу есть, есть, если хочу голодать, кататься, если хочу гулять и т. д. Во избежание разных взаимных неудовольствий, я всему этому подчиняюсь, но нередко тягощусь. Какой я исключительный человек! Часто мне приходит в голову мысль, что с Кондратьевым я не могу как следует наслаждаться путешествием и что он мне портит всё удовольствие, а с другой стороны, отлично сознаю, что, если бы он уехал, — я бы страшно скучал и стал бы тосковать. Но что за прелесть Саша. Чем больше я узнаю его, тем больше люблю. и знаешь, я даже нахожу его очень ''поэтичным''. Когда увидимся, напомни мне, чтобы я рассказал тебе одну трогательную Сашину историю. | ||
Вчера я получил твоё письмо и проглотил его с неимоверным интересом. Меня поразило, что Герм[aн] Карл[ович] не узнал себя в «Благодетеле». | Вчера я получил твоё письмо и проглотил его с неимоверным интересом. Меня поразило, что Герм[aн] Карл[ович] не узнал себя в «Благодетеле». | ||
Модя! Прости, что выскажу своё откровенное мнение насчёт «Трутнеи». ''Мне не нравится, что ты хочешь переделывать их. По-моему, что-нибудь одно: или пусть они останутся романом, или если ты этого уже решительно не хочешь, то покамест оставь и совсем, но не перерабатывай. Ce cera du réchauffe! Пиши что-нибудь новое и не смущайся тем, что план новый пиэсы не сразу приходит в голову''. Подожди, не насилуй себя,— новые планы явятся сами собой. может быть, когда ты меньше всего этого будешь ожидать. Не понимай из моих, слов, что я изменил свой мнение насчёт «''Трутней''». Я считаю их очень талантливым произведением, но ты в течение 4 лет, наверное, охладел к своим героям и полюбить их снова можешь не теперь, а через несколько лет. Работа эта в настоящую минуту не принесёт тебе радостей творчества. Нужно было кончить их ещё 2 года тому назад, но раз что это не случилось, — то уж лучше теперь на время расстаться с ними. Может быть | Модя! Прости, что выскажу своё откровенное мнение насчёт «Трутнеи». ''Мне не нравится, что ты хочешь переделывать их. По-моему, что-нибудь одно: или пусть они останутся романом, или если ты этого уже решительно не хочешь, то покамест оставь и совсем, но не перерабатывай. Ce cera du réchauffe! Пиши что-нибудь новое и не смущайся тем, что план новый пиэсы не сразу приходит в голову''. Подожди, не насилуй себя,— новые планы явятся сами собой. может быть, когда ты меньше всего этого будешь ожидать. Не понимай из моих, слов, что я изменил свой мнение насчёт «''Трутней''». Я считаю их очень талантливым произведением, но ты в течение 4 лет, наверное, охладел к своим героям и полюбить их снова можешь не теперь, а через несколько лет. Работа эта в настоящую минуту не принесёт тебе радостей творчества. Нужно было кончить их ещё 2 года тому назад, но раз что это не случилось, — то уж лучше теперь на время расстаться с ними. Может быть, что я ошибаюсь, — но пишу тебе то, что ''чувствовал'', когда читал в твоём письме намерение вернуться к «Трутням». | ||
Вчерашнее известие отразилось и на мне. Я не хотел писать тебе о том раньше, ибо ожидал, чем вопрос разрешится, но дело в том, что между великими князьями шли разговоры о том, чтобы взять меня на «''Эдимбургском''» в Афины и Иерусалим, куда всё трое должны были идти через 5 дней. Вероятно, это бы и состоялось, но теперь оба Вел[икие] кн[язья] Александровичи уже на пути к Петербургу, а Конст[антин] приехал вчера вечером сюда и сегодня тоже летит в Петербург. Говарят, что до крайности, до восторга симпатичный мне Павел Алекс[андрович] (я его особенно полюбил не после личного знакомства, а после многого слышанного про него от близких ему людей) имел какой-то страшный припадок по получении ужасного известия и совершенно больной сел в вагон. | Вчерашнее известие отразилось и на мне. Я не хотел писать тебе о том раньше, ибо ожидал, чем вопрос разрешится, но дело в том, что между великими князьями шли разговоры о том, чтобы взять меня на «''Эдимбургском''» в Афины и Иерусалим, куда всё трое должны были идти через 5 дней. Вероятно, это бы и состоялось, но теперь оба Вел[икие] кн[язья] Александровичи уже на пути к Петербургу, а Конст[антин] приехал вчера вечером сюда и сегодня тоже летит в Петербург. Говарят, что до крайности, до восторга симпатичный мне Павел Алекс[андрович] (я его особенно полюбил не после личного знакомства, а после многого слышанного про него от близких ему людей) имел какой-то страшный припадок по получении ужасного известия и совершенно больной сел в вагон. |
Revision as of 18:28, 24 January 2024
Date | 3/15 March 1881 |
---|---|
Addressed to | Modest Tchaikovsky |
Where written | Naples |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1621) |
Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 460 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 55–58 (abridged) |
Text
Russian text (original) |
Неаполь 3/15 марта 1881 Модя! Я собрался писать тебе вчера, но пришёл Щербатов (бывший флаг-офицер Бутакова) сообщить ужасное известие о смерти государя, которое чрезвычайно сильно потрясло меня. В такие минуты неприятно находиться за границей, и я всей душой стремился в Россию, чтобы быть ближе к источнику сведении, чтобы принимать участие в демонстрациях новому царю, знать подробности, словом, жить общею со всеми своими жизнью. Так странно было после получения этого известия сойти к table d'hôt'у и слышать разговоры о прелестях Сорренто, о поездке в Камальдоли и т. д. Главное — мучительна неизвестность; в газетах здешних был вчера же вечером напечатан такой вздор, что противно читать. Я уже 4-ыи день в Неаполе. Можно сказать, что в Риме я буквально не снимал фрака и белого галстука и последний день провёл до глубокой ночи у Бобринских, кокетничая с посланницей и восхищая каких-то римских князей и маркизов своей музыкои. Поэтому можешь себе представить, с каким восхищением я уехал оттуда. Остановились мы в Hôtel des étrangers, очень роскошном, но не так хорошо организованном, как Costanzi, а главное скучно то, что здесь нашёлся Щербатов, а за обедом сидят ещё многие другие офицеры с «Эдимбургского». В первые же день я бегал смотреть на Pension d'Orient и испытал, да и теперь ежедневно испытываю, какое-то острое наслаждение, воображая себе в этом доме тебя с Колей и Алёшеи. Сегодня я даже входил туда и слегка осмотрел дом под предлогом, что Князь Голицын мне рекомендовал это заведение. Бедны и мои Ленька! Какой ужасный переход: от Chiaia к Покровским казармам. [...] Третьего дня катались в сторону Байи, а вчера ездили на Везувий. Как жаль, что ты не видишь здесь Кондратьева это просто комедия. Он прежде всегда рассказывал, что бывал на Везувии; вчера же оказалось, что дальше Обсерватории он никогда не был. Я же от Резины до Обсерв[атории] шёл пешком. Потом близ жел[езно]-дор[ожнои] станции мы завтракали, а затем поднялись на вершину. Н[иколаи] Дм[итриевич] в последнюю минуту перед отправлением струсил и вылез из вагона, говоря, что голова кружится. Я же с Сашей поднялись и затем в сопровождении 5 гидов, содравших с меня 30 фр[анков], взобрались к самому кратеру. Зрелище это адски красиво и страшно. Везувии всё это время слегка пошаливает: мы видели массы свежей лавы ещё раскалённой, и минутами задыхались от серных испарении, так что Саша хотел даже возвратиться не дойдя до конца, — но моя храбрость взяла верх. Теперь, когда я уже был на Везувии. мне страшно хочется знать, где были в прошлом году вы. Неужели Коля стоял, как мы вчера, над самым кратером в двух шагах? Если да, то воображаю, как ты боялся. Но боже, до чего был смешон Н[иколаи] Дм[итриевич], когда он сидел уже в вагоне (конструкция жел[езнои] дор[оги] и вагонов подобна лионской) и чуть не падал в обморок от страха ввиду восхождения почти по перпендикулярной линии! и наконец, когда уже в самую последнюю секунду, бледный с блуждающими глазами, он выскочил и убежал. Вообще он очень смешон и забавен, но иногда действует мне на нервы: 1) при различных расчётах, причём Сашины расходы почему-то разделяются между мной и им пополам; 2) когда, говоря по-итальянски, он выговаривает как истый римлянин (коса — вместо cosa; маркэсэ вместо marchese; инвэшэ вместо invéce, и т. д.) и 3) когда он предаётся художественным восторгам, как угорелый бeгaeт по музеям, восхищаясь вкривь и вкось всем, но не рассматривая ничего, 4) когда он заставляет меня ходить. если я хочу сидеть, голодать, если хочу есть, есть, если хочу голодать, кататься, если хочу гулять и т. д. Во избежание разных взаимных неудовольствий, я всему этому подчиняюсь, но нередко тягощусь. Какой я исключительный человек! Часто мне приходит в голову мысль, что с Кондратьевым я не могу как следует наслаждаться путешествием и что он мне портит всё удовольствие, а с другой стороны, отлично сознаю, что, если бы он уехал, — я бы страшно скучал и стал бы тосковать. Но что за прелесть Саша. Чем больше я узнаю его, тем больше люблю. и знаешь, я даже нахожу его очень поэтичным. Когда увидимся, напомни мне, чтобы я рассказал тебе одну трогательную Сашину историю. Вчера я получил твоё письмо и проглотил его с неимоверным интересом. Меня поразило, что Герм[aн] Карл[ович] не узнал себя в «Благодетеле». Модя! Прости, что выскажу своё откровенное мнение насчёт «Трутнеи». Мне не нравится, что ты хочешь переделывать их. По-моему, что-нибудь одно: или пусть они останутся романом, или если ты этого уже решительно не хочешь, то покамест оставь и совсем, но не перерабатывай. Ce cera du réchauffe! Пиши что-нибудь новое и не смущайся тем, что план новый пиэсы не сразу приходит в голову. Подожди, не насилуй себя,— новые планы явятся сами собой. может быть, когда ты меньше всего этого будешь ожидать. Не понимай из моих, слов, что я изменил свой мнение насчёт «Трутней». Я считаю их очень талантливым произведением, но ты в течение 4 лет, наверное, охладел к своим героям и полюбить их снова можешь не теперь, а через несколько лет. Работа эта в настоящую минуту не принесёт тебе радостей творчества. Нужно было кончить их ещё 2 года тому назад, но раз что это не случилось, — то уж лучше теперь на время расстаться с ними. Может быть, что я ошибаюсь, — но пишу тебе то, что чувствовал, когда читал в твоём письме намерение вернуться к «Трутням». Вчерашнее известие отразилось и на мне. Я не хотел писать тебе о том раньше, ибо ожидал, чем вопрос разрешится, но дело в том, что между великими князьями шли разговоры о том, чтобы взять меня на «Эдимбургском» в Афины и Иерусалим, куда всё трое должны были идти через 5 дней. Вероятно, это бы и состоялось, но теперь оба Вел[икие] кн[язья] Александровичи уже на пути к Петербургу, а Конст[антин] приехал вчера вечером сюда и сегодня тоже летит в Петербург. Говарят, что до крайности, до восторга симпатичный мне Павел Алекс[андрович] (я его особенно полюбил не после личного знакомства, а после многого слышанного про него от близких ему людей) имел какой-то страшный припадок по получении ужасного известия и совершенно больной сел в вагон. Звонят к обеду. Целую крепко тебя и Колю. Очень Может быть, что я вернусь в Петербург раньше, чем думал, вместе с Кондр[атьевымl, т. е. в конце этого месяца. Твой П. Чайковский |