Letter 3091
Date | 10/22 November 1886 |
---|---|
Addressed to | Nadezhda von Meck |
Where written | Maydanovo |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 985) |
Publication | П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 447–449 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 492–494 |
Text
Russian text (original) |
Майданово 10 ноября 1886 г[ода] Милый, дорогой друг мой!
Наконец я у себя дома, и нет слов, чтобы выразить, до чего я рад и доволен. Только здесь, в деревне, я чувствую себя самим собой, живу настоящей жизнью, перестаю носить какую-то маску светского человека, под которой скрывается неисправимый ненавистник света, по обстоятельствам принуждённый от времени до времени как угорелый метаться среди этого самого света. Как я уже писал Вам, милый друг, в прошлом письме, я, однако ж не могу не замечать, как много выиграл я или, лучше сказать, моя музыка, в русском общественном мнении за последние годы. Отовсюду, на каждом шагу я встречал в Петербурге так много изъявлений сочувствия и любви, что нередко умилялся до слез. Высшим проявлением симпатий ко мне было устроенное в мою честь в Квартетном обществе торжество. Вечер состоял из двух больших сочинений (квартета и трио) и мелких вещей. Энтузиазм был искренний, и я вышел оттуда подавленный чувством умиления и благодарности. Даже дня 2 после того был совершенно болен от испытанных волнений. В высших сферах, кроме благоволящих ко мне государя и государыни, у, меня есть особенный, специальный покровитель, а именно Вел[икий] кн[язь] Константин Константинович. В это пребывание в Петербурге я нередко с ним виделся и бывал у него. Личность его необыкновенно обаятельна. Он талантливый поэт и недавно, под обозначением букв К. Р., вышел сборник его стихотворений, имеющий большой успех и расхваленный всеми газетными и журнальными рецензентами. Он также и музыкой занимается и написал несколько очень миленьких романсов. Жена его очень симпатичная молодая женщина, замечательная, между прочим, тем, что в 2 года она выучилась совершенно свободно говорить и читать по-русски. Несмотря на всю мою застенчивость, особенно с людьми из высоких сфер, я чувствовал себя в среде этих симпатичнейших августейших особ совершенно свободно и в беседе с ними находил истинное удовольствие. Вся Дирекция театров тоже всячески выражала при всяком удобном случае свою симпатию и готовность оказывать моим операм внимание. Прежде не то было. Всё это, дорогая моя, я пишу Вам не для того, чтобы покичиться своими успехами, а ввиду того, что Вам не неприятно будет знать, что преданный и верный друг Ваш всё более и более завоёвывает симпатий к его музыке. А ведь эти симпатии имеют благодетельное действие, особенно в такие годы, когда бороться с равнодушием и непониманием уже становится не по силам. Опера «Гарольд» моего друга Направника, первого представления которой я хотел дождаться, опять отложена по болезни главной певицы, а теперь он и сам, бедный, расхворался. Так я и не мог дождаться её. Мне самому предстоит в ближайшем будущем испытывать авторские волнения в Москве. Только дней 6 я отдохну в деревне. Погода здесь печальная. Снега и солнца нет. Серо, туманно, дождливо. С нетерпением ожидаю настоящей зимы. Постараюсь и теперь, и по возвращении из Москвы работать умеренно, дабы труд не был в ущерб здоровью. Будьте здоровы, дорогая моя. Беспредельно преданный Вам, П. Чайковский Благодарю Вас от души, дорогой друг мой, за письмо Ваше. Меня очень огорчает ипохондрия бедного Влад[ислава] Альберт[овича]. Очень прошу Вас дружески поклониться ему от меня. |