Letter 1035

Date	22 December 1878/3 January 1879
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Paris
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1523)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 490–492 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 194 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 559–561 (abridged) Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 190–191 (English translation; abridged)

Text

Russian text (original)

Париж  3-го я[нваря] 1879 22 д[екабря] 1878   Модя! Моё пребывание в Париже совершенно отравлено двумя чувствительными напоминаниями об гадине. Одно — письмо её к Юргенсону, которое ты, вероятно, видел у Толи; другое — визит таинственного незнакомца к Толе. Есть и другие причины — но в сущности все это пустяки, которые, к сожалению, только мешают мне как следует наслаждаться Парижем. Я все время в отвратительном состоянии духа, и это, к сожалению, отражается на моих отношениях к милому, доброму Котику. Какая разница между нежностями, которые я расточал ему письменно, и теперешней пассивной ласковостью. Нужно было ему как раз попасть ко мне, когда я злюсь на все и на всех! Вследствие раздражительности я злюсь, когда он хватает все полученные мною письма и читает их, злюсь, когда он грубо обращается с гарсонами (называя их при этом Monsieur), когда он громко говорит в Diner de Paris, когда он рассказывает мне бесконечные истории об берлинских музыкантах и рассыпает предо мною воспринятые им в Берлине цветы немецкого остроумия, когда в театре он каждую минуту требует, чтоб я перевёл ему, что говорится на сцене. [...] Бедный Котик! Он так наивно все это делает, он так нежен со мной, так мил и добр, — а я злюсь. Модя! Скажи Толе, что сегодня, хорошенько выспавшись, я совершенно покойно отнёсся к сообщённой им истории визита. Надеюсь, что и он теперь понимает, как мало нужно беспокоиться безвредными ужалениями раздавленной ехидны. Что такое её адвокат? На что она может жаловаться? Могу ли я бояться хотя единую минуту её попыток нагадить мне? Ведь она может только требовать развода, т. е. именно того, чего я хочу и от чего она отказывалась. Но обещать денег не хочу, и совершенно излишне было бы давать их, ибо процедура развода вещь настолько тягостная, что платить ещё за это деньги глупо. Она, вероятно, непрочь бы шантажировать меня. Но нужно быть такими нервно-впечатлительными, как Толя и я, чтобы в первую минуту несколько испугаться и серьёзно говорить с каким-то неизвестным о мировой сделке? Пожалуйста, скажи ему, чтоб он не отвечал ни единого слова этому болвану, а в случае его запроса, отвечал бы, что дело можно будет начать, когда я приеду, и что вести его я согласен не иначе как с адвокатом её, ибо опыт показал, что непосредственно с ней дело вести нельзя. Приезд же мой останется в полнейшей независимости от её капризов. Ну, довольно об этой пакости! Я не в духе и поэтому мало расположен писать тебе об театрах. Но всё-таки скажу. Был я 1) с Алешей в «Rothomago» — фээрия, которую дают в Châtelet и где я жестоко скучал, 2) в Comédie Française, где давались «Le dépit amoureux» и «Andromaque». Роль Андромахи играла Sarah Bernhard и играла превосходно. Роль моя переводчика при Котеке отравила все удовольствие, 3) на matinée в Gymnase, где давался «Bébé». Кроме того, один вечер мне удалось Котека отправить в «Grande Duchesse», а самому пойти в Gymnase и видеть прелестную новую пиэсу «L'âge ingrat», чудесно сыгранную.. Это был единственный спектакль, которым я действительно наслаждался. Вчера мы разлетелись в Hyppodrôme на музыкальный фестиваль с очень интересной программой. Оказалось, что вместо Jeudi 9 Janvier прочёл на афише Jeudi 2 Janvier, и вместо музыки пришлось наслаждаться конным ристалищем. Образ жизни обычный. Завтраки и обеды в Diner de Paris втроём. Между едой шлянье по бульварам, посещение Лувра и Jardin d'acclimatation, вечером театр, а после спектакля Котик бегает за девками, а я сижу в Café на чистом воздухе (погода все время тёплая как летом). Утром до завтрака пишу письма. Вчера получил твоё письмо. Меня ужасно огорчает бессовестное и бессердечное поведение Тани относительно Толи. Весьма противно также то, что пишешь о её величественности. Напрасно ты стараешься во второй главе письма взять назад свои резкие о ней суждения. в первой главе. Я её хорошо знаю. В сущности она, конечно, человек добрый, — но она делает все, чтобы своей бестактностью парализировать приятное впечатление, производимое её наружностью. Я порывался, читая твоё письмо, вмешаться в это дело к написать Саше, что нельзя быть более несправедливой, как она оказывается по отношению к Толе, а Таню мне очень бы хотелось язвительно обругать, — но в письме все это так трудно высказать и, быв так далеко, столь неудобно служить примиряющим посредником. Сегодня мы идём в Grand Opéra, где идёт «Polyeucte». Говорят, очень скучно, — но постановка удивительная. Я несказанно радуюсь твоему вставленному зубу. Браво! Пришли мне для прочтения твои заметки о Михайловском театре. Я достал «Jeanne d'Arc» Mermet. Мало-помалу прихожу к убеждению, что всего лучше держаться как можно ближе к Шиллеру, несмотря на то, что он очень мало сохранил историческую правду. Не знаю, что буду делать в Clarens. Рукописи всё-таки нет, а серьёзно приниматься за оперу, пока её не кончу, не хочется. Сегодня пятница. В воскресенье уеду; получил телеграмму от M[ada]me Mayor, что все готово. Скажи Толе, что я прошу его самым решительным образом не принимать мать гадины, если она у него будет. Она совсем сумасшедшая. Целую тебя, Толю и Колю. Последнему напишу, когда буду в лучшем настроении. Твой, П. Чайковский Расположение духа лучше. Хочу сегодня веселиться.