Letter 1102

Date	8/20 February 1879
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Paris
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1218)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 532–533 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 217–218 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 98–99 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 211–212 (English translation; abridged)

Text

Russian text (original)

Париж 8/20 фeвр[аля] 1879 Сегодня утром под проливным дождём пошёл но poste restante и, к моей великой радости, получил письмо, твоё, милый мой Толя. Ты спрашиваешь, когда я приеду? Думою, что, останусь здесь всего, около трёх недель и потом, остановившись но день или два в Берлине, покачу в Питер. Так как я во всяком случае останусь в Петербурге но некоторое время, то не благовременно ли было бы позаботиться о моем помещении? Предоставляю это решить тебе, но полагаю, что, несмотря на соблазнительную близость, ты не заставишь меня жить в номере, где я жил осенью и где мне невозможно поместиться вместе с Алёшей. Впрочем, буду тебе повиноваться безусловно. Прими во внимание, что, о дешевизне особенно хлопотать нечего, ибо, думою, что, деньги у меня будут. Из моего вчерашнего, письмо к Модесту ты узнаешь историю моего переселения. Я очень доволен теперешним помещением. Тесновато, но удобно и тихо. Я сегодня совсем уже примирился с Парижем, несмотря но отвратительную погоду. Во-первых, мне приятно думать, что Париж есть уже преддверие моего возвращения в Россию. Собственно, я не испытываю ни малейшей тоски по отечеству, но мне начинает сильно хотеться видеться с тобой и другими радостями и украшениями моей жизни. Во-вторых, я понял теперь, что, нет ни малейшей надобности, живя в Париже, вести сумасшедшую жизнь иностранца, приехавшего кутить. Я сижу обо эти дня целый день дома. Хожу завтракать и гулять, хожу обедать и гулять, — но кутежей никаких. В театре не был ни разу. Завтра пойду в оперу послушать «Фрейшюцо». В эту минуту (10 часов вечера) я, облёкшись в халат, сижу дома, пишу тебе и чувствую себя очень хорошо. Утром перед завтраком, а также перед обедом работал, и, сверх ожидания, дело пошло хорошо. Засим беспокоиться мне решительно нечего. В твоём письме мне очень приятно было прочесть, что ты находишься в настроении аналогичном с мои м по отношению к Алекс[андре] Арк[адиевне] Давыдовой. Не зною почему, но с некоторых пор все любезности её мужа, все приставания её к тебе, чтобы уговорить меня поступить под его начальство, — все это кажется мне необыкновенно противным. Тщетно было бы думать, что, это для меня, и я совершенно напрасно был тронут предложениями Давыдова. Ведь это не что, иное; кок самое жестокое и бессердечное покушение нанести язвительный удар Рубинштейновскому самолюбию. Вообще после всей травли но Руб[инштейна], в которой роль одной из самых упорно злых собак является Алекc[андра] Арк[адиевна], я ужасно за Рубинштейна и совершенно освободился от того тайного чувства враждебности, которое давно, питал к нему. И этот Карл Юльевич, который оживился и проснулся только тогда, когда представилось возможность интриговать, ссориться, поощрять одних и довить других, — как он вдруг упал в моем мнении! Целую тебя, мой милый, крепко. Кланяйся очень Велине. Я рад, что, вы помирились. Твой, П. Чайковский Пиши сюда: Paris, Hôtel Meurice, Rue de Rivoli.